Суперлюкс

– Есть чем восхищаться, – усмехнулся грустный фавн. – Возьмите, например, его определение счастья как деятельности души согласно добродетели. Вы видите здесь связь с понятием свободы?

– Я восхищаюсь.

– Есть чем восхищаться – сказал так много и так давно!

– Я вами восхищаюсь, – сказал Ветряков. – Стоять вот так на корме, подняв воротник, и думать об Аристотеле!

– Простите, – фавн отстранил Владислава Ивановича и поспешил куда-то в искрящейся тени, где что-то мелькало светлое и ломкое.

– Какое счастье служить искусству… – говорил утром Владислав Иванович в телефонную трубку, лежа в своей президентской суперлюксовой кровати. – Вы должны всегда быть счастливы, Валентина, потому что вы осуществляете деятельность души согласно добродетели.

– Я глубоко несчастна, Владислав Иванович! – рыдала из пароходных недр Соколова. – Суставы мои стареют. У меня никогда не было музыкального слуха. Я разучиваю движения, как деревянная кукла, я от всех все скрываю… кроме вот вас, милый Владислав Иванович…

– Утешьтесь, Валентина, утешьтесь, – ворковал он, глядя в окно на умопомрачительную голубизну неба. – Впереди у нас Ялта, подумайте сами, что у нас впереди – жемчужная Ялта!

И тут его словно пружиной подбросило от великолепных предвкушений, и, отделившись от удивительного матраса, то есть взлетев, он увидел в окне покачивающиеся синие крымские горы и россыпь домов по склонам, жилища ялтинских ювелиров, и, раскинув руки, опустился на свой суперматрас, и тут как раз гладенькая дружеская мордочка коридорной Люды возникла… – я к тебе, Слава, за денежкой забежала, там девчата сапоги предлагают чулочные… нырок в холодильник, обжигающий восторг пива «Карлсберг», под душ, под бритву «Браун», под диоровский пульверизатор и в «Сафари», и… и… вновь началась вся эта физика, весь этот джаз.

Любой предмет, согласно учению Аристотеля, происходит из слияния четырех простых начал: воздуха и огня, земли и воды. Куда ни ткнись, всюду эти четыре начала. Бриллиантовое кольцо не исключение. Палец балерины с его чуть подпухшим суставчиком – тоже не исключение, о нет! Конечно, вздор – считать трехтысячное кольцо прекраснее женского человеческого пальца. Вы, Валентина, облагораживаете своим пальцем этот предмет, а не наоборот. Четыре начала перемешиваются в женщине гораздо красочнее, чем в бриллианте, беру в свидетели Раздвоилова. Согласны, поэт?

Я потрясена вашим подарком, сказала Соколова. Какой у вас оклад? Владислав Иванович взял в свои руки ее трогательную человеческую ладонь, перевернул ее, словно смирную птичку, и поцеловал в Венерин бугорок и тут же устыдился этого собственного жеста. Если уж говорить о деньгах в свете учения Аристотеля, то нет ничего примитивнее в самом процессе их возникновения, если, конечно, не уходить к истокам, то есть к деревьям, из которых, как известно, во всяком случае у нас в научных кругах, производится и денежная материя. Уйдя же к деревьям, мы представляем себе соединение четырех начал в их гигантских стволах – взгляните, как они вздымаются над водопадом! – ну вот мы и приехали…

Войдя в заведение «Водопад», деликатно опередив своих гостей, быстро всему персоналу – вам! вам! вам! тебе, малышка! – молниеносные уколы оптимизма, и вот мы уже в уюте, в спокойствии, под хрустальными, неслышно гремящими косами редкого природного явления, философствуем снова.

– Значит, вы презираете деньги, Слава?

– Нет, я уважаю их, но не более, чем деревья.

– Из вас бы хороший получился философ, – острит Чаров.

– Не скрою, друзья, к диалектическому материализму меня влекло всегда. Жалею, что не получил специального образования. Завидую вам, поэты. Обожествляю вас. Не верю до сих пор, что кушаем вместе.