Супермен для феминистки

– С чего вы подумали, что он пришел ко мне? – Василиса хотела сохранить слабую надежду, что Забелкин успокоился, пусть хоть и не вечным сном, но каким-то непостижимым образом. Ведь он говорил ей, что живет с ней из жалости, из сострадания и чего-то там еще. Теперь, по идее, он должен дорожить собственной свободой. Ах, он же дорожит капиталом! Хватился, что половины нет, и пришел выяснять отношения.

– Очень хороший мальчик, из воспитанной семьи, – ворковала старушка.

Василиса вспомнила родителей Забелкина. Жуткие воспоминания. Они бы с удовольствием помогли родному сыночку и принесли веревку с мылом для нее.

– Живет в соседнем подъезде…

Василиса оторвала взгляд от березы. Забелкин переселился к ней поближе?!

– Раиса Егоровна, вы точно ничего не путаете?

– Я никогда ничего не путаю, милочка. Если бы вы не утащили софу к себе в квартиру, то бедному Андрюшеньке было бы на чем вас дожидаться. А так он постоял, постоял, поинтересовался, не видала ли я вас, и ушел.

Если было бы на чем сидеть, Василиса села бы сама. Оказалось, что вместо Забелкина приходил Андрей Степанов, ее одноклассник, друг, старый школьный товарищ. Кстати, совсем даже не старый, но теперь это не имеет никакого значения. Она игнорирует мужчин. Но как игнорировать Степанова? Он так помог ей с диваном. Зачем он ее ждал? Для расплаты? Когда-то он был влюблен в Василису. Неужели, узнав о том, что она прогнала Забелкина, он решил возродить детские чувства?! Поблагодарив внимательную старушку, Василиса поднялась к себе.

Ночь снова оказалась бессонной. Василиса представляла, как она подойдет к Андрею и скажет ему, что ее больше не интересуют мужчины. Он подумает, что она – лесбиянка. А она расскажет ему, как жестоко ошиблась в избраннике, возненавидела всех мужчин… Значит, и его? Она к нему прекрасно относится, зачем врать? Тогда она объяснит ему, что начала новую одинокую жизнь… Он подумает, что она сошла с ума. Василиса разнервничалась, перевернулась на другой бок и упала на пол. Нащупав под собой четыре мягкие тапочки, она улыбнулась и решила ничего не объяснять Степанову. Зачем? Разве она что-то должна объяснять мужчинам и отчитываться перед ними? Пусть мучаются в сомнениях, бьются лбами о ее непробиваемую стену феминизма и стонут от бессилия. Перед ее сонными глазами почему-то проплыл образ Федора с ведром воды. Он не стонал и не мучился, он «резал» ей премиальные.

– Как там называлась ее фирма? – Шеф насупил брови, крутя разодранный пакет в разные стороны.

– «Рога и копыта»? – попытался вспомнить Мотя, поглядывая на надпись на пакете.

– Нет, это было где-то в другом месте, я помню, – недовольно отмахнулся шеф. – Там было как-то по-другому. Адрес запомнил?

– Конечно, – радовался Мотя, – улица Макса Карла, дом 6!

– Ясно, – серьезно сказал шеф, оценивающе глядя в его косоватые близорукие глаза, сведенные к переносице. – Улица Карла Маркса, дом 9. Завтра начнем за ней следить. Чует мое сердце, – шеф схватился за бок, – неспроста она нам пакет с деньгами подкинула, ох, неспроста! Кто бы вернул назад десять тысяч зеленых?! Очень умный человек или дурак. Она – одна из них.

– Так их двое?!

– Точно, дурак.

Глава 4 Она нащупала в кустах оттопыренный мужской орган

Забелкин мучился на больничной койке, но не от боли, а от злости, вырывающейся из всех частей его раненого тела. Ему сделали обезболивающий укол со снотворным эффектом. Когда он очнулся и вспомнил, что неумеха Василиса даже не смогла по-человечески бросить ему сумку, разозлился еще больше. Из-за нее он теперь лежит с переломом конечности, и неизвестно, когда на нее встанет. Забелкин огляделся – палата была пуста. Соседние койки аккуратно застелены, видимо, полуходячие соседи ушли на прогулку. Забелкин встал и попробовал сделать шаг. Получилось. Нога ныла, сопротивлялась движению, но делала привычные махи. Забелкин обрадовался и закричал. Неизвестно, услышал ли его зов плоти главный хирург горбольницы или нет, тем не менее он тут же появился в палате Забелкина в окружении медсестер. Это было время утреннего обхода.

– Это что еще такое?! – Врач указал длинным хирургическим пальцем, похожим на скальпель, на стоящего Забелкина. – Эта палата для обездвиженных больных!

Дородная брюнетка с выжженными от многочисленных химических завивок волосами молча подошла к Забелкину и властно пихнула его назад на кровать.

– Ишь, – хирург внимательно посмотрел на Забелкина, – ходок нашелся. Ломать – и на рентген! Нет, наоборот: на рентген – и ломать!

– Записываю, – отрапортовала медсестра, – «ломать – и рентген».

– Кого ломать? Меня ломать?! – попробовал возмутиться Забелкин.

– Не тебя, а ногу, – миролюбиво пояснила ему медсестра и проследовала за уходившими из палаты коллегами.