Голограмма снова померкла, но на этот раз погас и корабль.
Кларк уселся прямо на грязный пол. Он был опустошен эмоционально и физически. Он хотел вернуться в свою комнату, забраться под одеяло и проспать несколько дней. И может быть, когда он пробудится, вся эта чушь окажется просто дурным сном.
Однако он понимал, что это не сон.
Это была реальная жизнь.
Его жизнь.
Он вспомнил, как в восьмилетнем возрасте поднял пятисоткилограммовый квадроцикл, чтобы тот не раздавил соседа. Вспомнил, как летели искры, когда он коснулся проволоки под напряжением в загоне для быков. Вспомнил, как он впервые вступил в схватку на футбольном поле и как защитники отлетали от него словно манекены.
– Кларк, – взмолился Джонатан, – Кларк, прошу тебя, выслушай меня.
Все эти вещи, на которые он был способен. Его сверхсила. Все это появилось вовсе не потому, что он был особенным.
Он был способен на все эти вещи потому, что был инопланетянином. Пришельцем.
Уродцем.
– Кларк, прошу тебя, – отец потянулся к плечу дрожавшего сына. Но оказывается, Джонатан вовсе не был его отцом. Он был каким-то случайным человеком, которому просто довелось обнаружить на своем поле космический корабль.
В тот день это мог быть кто угодно.
В любом поле.
На любой планете.
– Сначала мы хотели сообщить о катастрофе, – бормотал Джонатан ему на ухо, – или сдать тебя властям. Но я верю, что все в этой жизни происходит не случайно. И как только мы взяли тебя на руки…
Кларк слышал слова, но не мог разобрать их смысл. Он вообще больше ни в чем не видел смысла. Ни в космическом корабле, ни в сложенных одеялах, ни в голограмме, содержащей шокирующее послание этого Джор-Эла, который сказал, что является настоящим отцом Кларка. Этот странный инопланетянин с Криптона.
– Понимаешь, к тому моменту мы знали, что не сможем иметь детей. Поэтому, когда ты вот так появился, словно бы из ниоткуда… понимаешь, мы решили воспитать тебя сами, Кларк. Мы стали твоей семьей… по крайней мере здесь, на Земле. И я клянусь тебе, сынок, мы всегда старались изо всех сил.
Кларк вырвался из хватки Джонатана и поднялся на ноги.
– Мне нужно идти.
– Но, Кларк…
– Мне нужно идти.
Он надел рюкзак.
Вся его жизнь была ложью.
Джонатан медленно приближался к Кларку, в его глазах застыла искренняя боль. Он протянул раскрытую ладонь, но Кларк проигнорировал ее и выскочил из амбара.
Джонатан кричал что-то ему вслед, звал его, но Кларк не обернулся, не стал возвращаться.
Он никогда больше не вернется.
Только не теперь, когда он узнал правду.
Глава 22
Кларк бежал быстрее, чем когда-либо в жизни. Его сверхспособности остались единственным, за что он мог цепляться. Они были его защитной оболочкой. Его спасением.
Скоро он достиг такой скорости, что все вокруг него расплылось. Ветер бил ему в лицо и прожег дыру в куртке. Затем в рубашке. Кларк сорвал с себя порванную одежду и отбросил в сторону. Он перескакивал через соседские заборы, пробегал по соседским фермам, загонам для скота и кукурузным полям. Этот город, Смолвилль, всю его жизнь был единственным миром, который он знал. Однако теперь Кларк осознал, что больше не может называть этот город своим домом. Его родина была в миллионах километров отсюда. Его настоящий дом каким-то образом оказался где-то за пределами Солнечной системы. Посреди далеких звезд.
Нет, не так. Если верить человеку с голограммы, его родина, место, где он родился, планета Криптон, давно взорвалась. У него больше не было настоящего дома.
Больше не было никакого Кларка Кента.
Это выдуманное имя. Выдуманная личность.
Его зовут Кал-Эл.
Его мысли перескочили к слухам о пропавших рабочих-мигрантах. Если бы только жители Смолвилля знали, что среди них живет настоящий пришелец…
Кларк остановился возле большого амбара на ферме Пулманов. Он знал, что корпорация «Мэнкинс» недавно выкупила ферму, но пока не успела занять территорию, так что вокруг не было ни души. Кларк забрался в огромный трактор и невидящим взором уставился на стену перед собой, а затем и сквозь стену. Он оглядел фермерский дом и близлежащие поля за ним и убедился, что он здесь единственная живая душа на несколько километров вокруг.
Если вся его жизнь была враньем, что тогда имеет значение?
Ничего.