Супермодель в лучах смерти

— Поживем — увидим, — ворчал по-русски Илья Сергеевич. Он вообще никаким боком не был причастен к событиям, связанным с убийством и терактом. Татьяне после того, как она пришла в себя, заявил о полном разрыве отношений. Такое решение зрело давно, но последней точкой стала ее всплывшая связь с Воркутой. Илья Сергеевич просто испугался за себя. Он вел слишком опасную и крупную игру, чтобы держать рядом женщину, услугами которой мог бы при желании воспользоваться любой его конкурент. Рано или поздно она бы узнала слишком много о его бизнесе и стала бы опасной для него. Пока этого еще не случилось, Маркелов принял трудное для себя решение — наступить на собственные чувства. И наступил. В ответ Татьяна привычно обозвала его импотентом и пригрозила, что, когда он в очередной раз приползет к ней на брюхе, она не обратит на него никакого внимания.

— Я вернусь к графу Нессельроде! Он меня спас! Ему я и буду принадлежать! — с вызовом заявила она.

В этот момент Маркелов пожалел о том, что граф до сих пор жив. Но постарался не вынашивать в себе ревности и ненависти к удачливому бездельнику.

К радости пассажиров, формальности закончились. Пришло время действовать полиции. Для начала они арестовали Воркуту и под многочисленными вспышками фотоаппаратов и камерами телерепортеров препроводили его в полицейскую машину. Потом, не позволяя никому покинуть корабль, приступили к допросу свидетелей.

Пожилой комиссар полиции Пирея Виктор Маргелис, старинный приятель Апостолоса, пыхтя от тяжести собственного веса, сидел в кают-компании и старательно записывал объяснения, даваемые Янисом. Апостолос, размахивая тонкой сигарой, прохаживался рядом и с юмором комментировал происшедшие события.

— Виктор, ничего, кроме непреднамеренного убийства, связанного с самозащитой, ты здесь не раскопаешь. Русская дама оказалась садомазохисткой и решила у связанного мужчины сначала выпить кровь, а потом отрезать фаллос. Ты, как настоящий грек, позволил бы ей сделать это? Уверен, никогда. Пришлось стрелять…

— Господин Ликидис, мы во всем разберемся, — вежливо, но довольно официально успокаивал его комиссар.

— Э, да ни в чем вы никогда не разберетесь! У вас ведь практика пьяные дебоши матросов разбирать, а не тонкие сексуальные отклонения новых русских капиталистов. Организатор убийства пойман нами и передан вам в руки. Все отснято на тысячи видеокассет. Проверь хоть весь корабль, больше никакого криминала не обнаружите. Заканчивай свою писанину, и выпьем «Узо».

Комиссар Маргелис задумчиво посмотрел на Апостолоса и более мягким голосом произнес:

— А может, ты и прав… До утра корабль не должен покидать господин Шкуратов. Остальные свободны.

Апостолос отправил Яниса и остался вдвоем с комиссаром.

Полицейский пост был снят. Эта новость мгновенно облетела весь корабль, и те, кто оказался еще в состоянии держаться на ногах, поспешили к трапу. Внизу их поджидали уставшие от безделья репортеры.

Официальный прием, который предполагалось оказать участникам круиза, в связи с чрезвычайным происшествием был перенесен на следующее утро, поэтому большинство зевак разошлись по тавернам и домам.

Татьяна сидела в шезлонге возле бассейна и чувствовала себя бесконечно одинокой. После ее похищения и невероятного спасения она стала недосягаемой звездой круиза. Даже Полина безропотно отдала ей лавры премьерши. Однако в данную минуту о ней попросту забыли. Всегда оживленное общество, окружавшее ее, пропало в ночи. Единственным существом, никуда, как и она, не спешившим, оказалась заплаканная Люба. Она слонялась по кораблю, не решаясь вернуться в каюту к Павлу и отбиваясь от неназойливых, но активных предложений весело провести ночь.

Так случайно встретились две женщины, до той минуты практически не замечавшие друг друга.

— Люба? — позвала ее Татьяна. — Ты что бродишь, точно Нина Заречная?

Девушка решила, что артистка ее с кем-то перепутала, и призналась:

— Я не знаю Заречную, среди наших девочек такой вроде нет.

Этот непосредственный ответ настолько развеселил артистку, что она протянула руку и предложила:

— Посиди со мной. Ты не спешишь?

— Спешила бы. Да некуда.

— Вот и отлично…

Обе толком не знали, о чем бы таком поговорить. Но ощущали некую нужность общения. Их незримо связывал образ графа.

— Он выздоровел? — как бы невзначай спросила Татьяна.

— Кашляет и по ночам бредит… — Любе вдруг показалось неудобным рассказывать о самочувствии Павла. Она же не жена ему и не сиделка.

— Он вообще неспокойно спит по ночам, — подтвердила Татьяна.

Этой фразой она дала понять девчонке, что имеет прав на графа не меньше, а может, и больше.