– Агенты, с которыми мне приходилось иметь дело. Димек – поляк и работает на польскую разведку. Он приписан к польской миссии в ООН, но большую часть времени проводит в Вашингтоне. Магда Шадид работает и на Венгрию, и на Сирию, обе стороны это знают, но продолжают сотрудничать с ней, потому что обходятся ее услуги недорого, да и секретов что у Венгрии, что у Сирии немного. Последний, Филип Прайс, англичанин, и его прикрытие – компания по производству прохладительных напитков.
– А чем они обязаны тебе?
– Все они – двойные агенты. Я их завербовал, и они работают на Дядю Сэма.
– И, если они взбрыкнут, ты шепнешь пару слов их основным работодателям.
– Совершенно верно, только шептать мне не придется. Для этого есть письма, которые отправит при необходимости наш адвокат в Бонне. Прием старый, но действует безотказно.
– Но он же полагает, что ты умер? Он так сокрушался о твоей смерти.
– По моей просьбе. Я звонил ему из Швейцарии.
– Но он же и мой адвокат.
– Сам видишь, интересы клиентов для него превыше всего.
– Англичане не убьют Прайса за то, что он – двойной агент?
– Не убьют, но он потеряет полторы тысячи долларов, которые мы платим ему из месяца в месяц. А деньги он будет получать, лишь находясь на службе у Англии.
– Они знакомы друг с другом?
– Если не лично, то понаслышке. Они же не любители, а профессионалы и в любом деле должны знать, кто есть кто.
– Должно быть, они питают к тебе самые теплые чувства.
Падильо пожал плечами и усмехнулся.
– Они не перебегут на другую сторону только потому, что этого захотела их левая нога. Двойными агентами они стали из-за денег. Работа эта непыльная, и они не хотели бы терять ее. Так что я могу обратиться к ним с просьбой. Один раз. Второго уже не будет.
В дверь постучали. Падильо впустил в гостиную Мустафу Али, и они приветствовали друг друга на арабском.
– Вы отлично знаете язык, – перешел Маш на английский. – Как поживаете, Мак?
– Все нормально.
– Хард просил привезти вас к Бетти. Вы готовы?
– Готовы, – кивнул Падильо. – Я только положу вот это в сейф, – и он взял со стола папку с семнадцатью тысячами фунтов, которые мог бы заработать, не убив Ван Зандта.
Мы спустились в вестибюль, нашли помощника управляющего, убедились, что папка оставлена в надежном месте, и проследовали к «бьюику». Он стоял под знаком «Стоянка запрещена», но на ветровом стекле мы не обнаружили штрафной квитанции.
– Телевизор и телефон в кабине наводят их на мысль, что владелец машины достаточно влиятелен, чтобы отмазаться от штрафа, – пояснил Маш. – Они ничем не хуже дипломатических номеров.
С Семнадцатой улицы мы свернули на Массачусетс-авеню, объехали площадь Скотта, взяли курс на Джорджия-авеню. В половине пятого дня машины еще не запрудили улицы, а потому ехали мы достаточно быстро.
– Если возникает необходимость защищаться, каким пистолетом вы посоветовали бы воспользоваться? – неожиданно спросил Падильо.
Маш искоса глянул на него.
– Для ближнего боя или на дальнюю цель?
– Для ближнего боя.
– Лучше «смит-вессона» калибра 38 с укороченным стволом не найти.
– Вы можете достать пару штук?
– Нет проблем.
– Сколько с нас?
– По сотне за каждый.
– Заметано. А к кому мне обратиться, если я захочу приобрести нож?
– Раскладной или финку?
– Раскладной.
– Будете бросать?
– Нет.
– Я его достану. Пятнадцать долларов.
– Тебе нужен нож, Мак? – повернулся ко мне Падильо.
– Только с перламутровой рукояткой. Я всегда мечтал о таком.
– А если перламутр будет искусственный? – спросил Маш.
– Ничего страшного, – заверил его Падильо.
Маш высадил нас перед домом Бетти и умчался, вероятно, на поиски нашего арсенала. Мы поднялись по лестнице, Падильо постучал, а я присел, развязывая шнурки.
– Белый ковер, – напомнил я Падильо.
Дверь открыл Хардман, в носках. Развязал шнурки и Падильо.
– Маш приехал не слишком рано? – осведомился Хардман.
– В самое время, – заверил его я.
– Есть хороший вариант в четвертом забеге на Шенандоу Даунз[6]
. На Верную Сью ставят девять к двум.– На таких условиях я готов расстаться с десятью долларами.
– Вы их приумножите, – и Хардман что-то черкнул в маленькой записной книжке.
– Ты когда-нибудь выигрывал? – поинтересовался Падильо.
– Прошлой весной... или зимой?
– Вы же часто выигрываете, Мак, – укорил меня Хардман.
– Он хочет сказать, что долгов за мной нет.
Из спальни появилась Бетти, поздоровалась, глянула на наши ноги, дабы убедиться, что ее белому ковру ничего не грозит, и уплыла на кухню.
– Я отправляю ее в кино, – пояснил Хардман. – Вы хотите, чтобы я остался или пошел с ней?
– Мы бы предпочли, чтобы вы остались, – ответил Падильо.
– А кто должен прийти?
– Трое моих друзей – поляк, полувенгерка-полусирийка и англичанин.
– Сборная солянка.
– Они могут помочь, да и кой-чего мне задолжали.
Бетти вновь продефилировала через гостиную, на этот раз в спальню. И тут же вернулась в великолепной норковой накидке. Остановилась перед Хардманом, вытянула правую руку. В левой она держала туфли.
– Мне нужны пятьдесят долларов.
– Женщина, ты же идешь в кино!
– Я могу заглянуть и в магазин.