Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры

Дожидаясь Эдди, я расписался на обороте чека, положил чек в конверт и адресовал его Майрону Грину. Когда же Эдди принес сандвич, я заплатил за него и дал Эдди два доллара, чтобы поставить на лошадь, которую я выбрал в самолете, и письмо.

– У них опять нет шестицентовых марок, – предупредил Эдди, – но у меня завалялись несколько штук.

– Во сколько они мне обойдутся?

– По десять центов штука.

– Наклей на письмо одну, – я дал ему десять центов. Вот почему я так люблю Нью-Йорк. Сосед никогда не откажет в помощи. Правда, не без выгоды для себя.

Я съел сандвич и остаток дня провел в ожидании телефонного звонка, читая детектив, купленный в вашингтонском аэропорту, – об агенте ЦРУ, который два года болтался по Китаю, отравляя источники питьевой воды.

К шести часам телефон так и не зазвонил, но я подождал еще пятнадцать минут, прежде чем набрать номер.

– Авторемонтная мастерская «От А до Я», – ответил мужской голос.

– Мне нужен Паризи.

– Кто?

– Паризи, – отчетливо произнес я. – Джонни Паризи.

– Такого здесь нет.

– Скажите ему, что звонит Филип Сент-Ив.

– Сент-… кто?

– Ив. Повторить по буквам?

– Сейчас погляжу.

Через пару минут трубку взял Паризи.

– Привет, Везунчик.

– Мне понравился твой новый секретарь.

– Ты о Джое? Что-то в нем есть, не так ли?

– Полностью с тобой согласен.

– Между прочим, вернувшись от тебя в субботу, я понял, что проигрался в пух. Вечер обошелся мне в девятьсот баксов, и большая их часть перекочевала к Огдену.

– Ему нужны деньги. В следующем месяце его дочь идет в колледж.

– Черта с два. Он столько заколачивает, что может отправить в колледж дюжину дочерей, причем это никак не отразится на его бюджете.

– Таких богачей просто нет, – возразил я.

– Может, ты и прав, – не стал спорить Паризи. – Все было по-другому, когда мы учились в колледже. Не понимаю я нынешнюю молодежь. Вечно орут, бунтуют, чего-то требуют.

– Они просто другие.

– Им слишком легко достаются деньги, – определил причину Паризи.

– Ты сможешь пообедать со мной сегодня? – сменил я тему.

– В десять у меня встреча с одним парнем.

– Подъезжай к восьми, и я угощу тебя бифштексом.

– У «Доминика»?

Я вздохнул. «Доминик» означал, что мне придется выложить за обед сорок долларов.

– У «Доминика».

– Идет. В восемь часов.

Я уже собрался попрощаться, когда он спросил:

– Ты снова работаешь, не так ли?

– Работаю, – подтвердил я.

– Я так и понял. – И он положил трубку.

* * *

«Доминик» – небольшой ресторанчик в западной части 54-й улицы – однажды приобрел популярность, когда один голливудский актер стал захаживать туда, приезжая в Нью-Йорк. В ресторане царили тишина и покой, посетителям подавали отменную еду, да еще тридцать процентов стоимости ресторана принадлежали доброму другу кинозвезды, занимавшему достаточно высокую ступеньку в преступной иерархии. Однако когда об убежище кинозвезды стало известно, в ресторанчик повалили заезжие туристы, заказывая спагетти, фрикадельки и даже пиццу, чем вывели из себя шеф-повара, который пригрозил, что уволится. Киноактер перестал появляться в ресторане, его владельцы подняли цены, туристы перебрались в другие заведения, где могли встретить какую-нибудь знаменитость, чтобы потом поделиться впечатлениями в Джоплине или Седар-Фоллз. А может, в Чикаго или Далласе. В Америке много желающих поглазеть на знаменитостей, и живут они не только в Джоплине или Седар-Фоллз.

И теперь в «Доминике» вновь царили тишина и покой, цены остались астрономическими, шеф-повар сиял от счастья, а ресторан выполнял первоначальную задачу – приносить владельцам убытки, чтобы хоть как-то прикрыть прибыли от других, не столь респектабельных предприятий.

Паризи уже сидел за столом, жуя стебелек сельдерея, когда я вошел в ресторан в самом начале девятого.

– Пытаюсь бросить курить, – пояснил он. – Говорят, что сельдерей помогает этому.

– Удачи тебе. – И я поднес зажигалку к сигарете.

– О, черт. – Паризи выудил из кармана янтарный мундштук. – Одолжи мне сигарету. Курить брошу завтра.

Мы заказали по мартини, затем углубились в изучение меню.

– Ты голоден? – осведомился Паризи.

– Пожалуй, что да.

– Я тоже. Пришлось пропустить ленч. Закажем жареное мясо?

Жареное мясо стоило двадцать семь с половиной долларов.

– Нет возражений.

Паризи широко улыбнулся, не вынимая изо рта мундштук.

– Как я и говорил, я голоден.

Паризи долго объяснял официанту, разумеется, на итальянском, как жарить мясо, что положить в салат, какое подать вино. Я оглядел наполовину пустой зал. Ниша, в которой принимал гостей киноактер, отпугивала темнотой, и я подумал, что со временем в ней следовало бы устроить храм экранного дива. В ожидании главного блюда мы с Паризи говорили о покере и потягивали мартини.

– Этот Уиздом в прошлую субботу тоже проигрался. – Паризи попросил у меня еще одну сигарету.

– Он может себе это позволить.

– Сколько ему оставила бабушка, пять миллионов?

– Семь, но они вложены в фонд, и он должен жить на проценты.

– И сколько ему причитается?

– Если исходить из пяти процентов, то 350 тысяч в год, но, возможно, процентная ставка еще выше.