Двойной агент не хотел быть близким с кем-то. Тем не менее, Любимов и дальше обращался к нему на «ты», но Гордиевский к нему — на «Вы». — Михаил Петрович, я в Москве. Меня отозвали. — Что это значит? — Я расскажу Вам позднее. Произошло что-то неприятное. Любимов, который вышел на пенсию еще пять лет назад, призвал его соблюдать спокойствие. — Не вешай голову, старина. Неприятности бывают в жизни. — Могу я к Вам подъехать? — Да, приезжай. Это произошло вечером 29 мая, в среду. Любимов так сейчас вспоминает вид Гордиевского: «Вошел человек, бледный, как смерть. Он был совсем белым. Он боялся, это чувствовалось. Таким я его никогда не видел. Он принес с собой бутылку виски, согласно старой традиции — хороший подарок человека, только что вернувшегося из заграницы. «Они уселись. Руки Гордиевского дрожали, когда он поднимал бокал. — Что случилось, — спросил Любимов. Гордиевский ответил: — У меня нашли запрещенную литературу — Солженицына, Сахарова и других писателей. Они запротоколировали это по всем правилам. Вы знаете, что это значит? Начинается новый 1937 год!» Эта история ранила меня прямо в сердце,» — вспоминает сегодня Любимов. «Ведь я тоже привез из Копенгагена три чемодана с книгами Солженицына и других классиков. Я действительно подумал: «Боже мой, неужели это начинается снова.» Как я мог его утешить? «Любимов сказал: — Послушай, Олег, это все дело, может быть, вовсе не так плохо. В конце концов, они пошлют тебя в Институт Андропова. Так называлось учебное заведение КГБ, куда посылались руководящие кадры, имевшие неприятности. — Ты же всегда любил интеллектуальную работу. Там ты сможешь преподавать. «Так я пытался его утешить», - вспоминает сегодня Любимов. «Но он все сидел, качая головой и приговаривая: «Нет, нет, это не получится. «Сегодня я знаю, что это все была умная игра. Он хотел услышать, выведать у меня, что я знаю. А я этого совсем не заметил.
Уже после его первых слов я сказал: «Постой, Олег, пойдем в маленькую комнату. «Ведь в моей большой комнате стоял телефон. А я исходил из того, что телефон служит также подслушивающим устройством. И, знаете, что я сделал, когда он ушел. Я собрал все мои запрещенные книги и закопал их. «В тот же день Лейла Гордиевская в Лондоне безрезультатно ожидала звонка своего мужа из Москвы. До сего дня он ничего не сообщал о себе. Неужели что-то случилось? Она позвонила в посольство и спросила, не получали ли они известия от Олега. Секретарша сказала, что нет. Через полчаса ей позвонили в дверь. В коридоре стоял Никитенко из резидентуры. «Лейла, знаете, у Олега Анатольевича возникли проблемы с сердцем и поэтому он решил провести отпуск в Москве. Он просит Вас вылететь к нему в Москву. «У Лейлы Гордиевской не зародилось никакого подозрения. Как жена офицера, она привыкла быстро менять решения. Она упаковала легкие вещи для жаркого московского лета и поехала на следующее утро с детьми в аэропорт. Это был четверг, 30 мая. «Мы буквально летели с «ручной кладью». Меня привезли к самолету. А я, такая тогда наивная, сказала: «Вы можете идти, я сама дойду до самолета.» Но они сопровождали меня до самого кресла и покинули самолет только когда я и дети пристегнули ремни. Что это означало, я поняла лишь много позднее. «Примерно в то же время, когда его жена садилась в самолет, Гордиевскому в Москве приказали прибыть к Грушко.