Супершпионы. Предатели тайной войны

Тем не менее, он был полностью уверен, что за ним следят. По пути во Францию немецкие коллеги Джеймса Бонда даже не удосужились заменить их кельнский автомобильный номер. Ноллау лично связался с шефом французской контрразведки. В договоренном месте встречи недалеко от границы французы должны были взять на себя наблюдение за Гийомом. Ноллау сообщили, что наблюдение было беспрерывным. Но никакой «наводки» на разведывательную деятельность получено не было.

После возвращения Гийомов из Франции пара агентов заметила еще что-то: на Убирштрассе, как раз напротив их жилища устроился какой-то чиновник службы безопасности в жилом автомобиле. Гюнтер и Кристель ежедневно из своего окна могли наблюдать смену поста филеров.

Почему Гийом не воспользовался возможностью, чтобы убежать? Почему он не последовал инструкции из Восточного Берлина?

Все было уже организовано, побег давно разработан. А он все равно терпеливо оставался в «логове льва». Маркус Вольф сегодня ломает себе голову по поводу решения своего ставшего знаменитым сотрудника: «Я могу только попытаться объяснить это с точки зрения психологии. В противном случае мне придется принять его собственное объяснение. Он неправильно оценил серьезность положения, тут присутствовало еще и определенное легкомыслие, которое обычно возникает за то время, пока все идет хорошо. Кроме того, он не хотел, просто так, без предупреждения, оставить на произвол судьбы жену и сына.»

Действительно ли у Гийома сложилось неверное представление о ситуации? Он был совершенно уверен, что за ним следят. И он, как минимум, должен был предположить, что круг вокруг него скоро замкнется. Было ли это легкомыслием? Да — с точки зрения его заказчика, Гийом, возможно, проявил легкомыслие, решив остаться. Но кто может заглянуть во внутренний мир человека? Какие изменения испытывает сознание человека, который почти восемнадцать лет живет в одном мире, но тайно служит другому?

В 1956 году Гюнтер Гийом покинул ГДР и попал в свободное общество. Его сын Пьер — дитя Запала и шестидесятых годов. Он уважал Брандта, расклеивал его предвыборные плакаты, участвовал в демонстрациях за мир, обклеил чемоданчик с рацией, которую его отец использует для радиопереговоров с Восточным Берлином, антивоенными наклейками. Часами он дискутировал с отцом о политике и ему- «Юсо» — «молодому социалисту» не нравились консервативные убеждения референта канцлера. Пьер искал идеалы. Его мировоззрение сложилось на Западе.

Но и его отец Гюнтер тоже уже укоренился в этом западном мире. Почти два десятилетия он был вдали от реалий ежедневной жизни ГДР. Могла ли «другая Германия» быть для него чем-то большим, чем загромождавшим память призраком, расплывчатым представлением?

Сегодня он совершенно откровенно признает: «В те годы, когда я был вне ее, у меня было идеальное представление о родине. Только вернувшись домой, я познакомился с реальностью там.»

Гийом любил путешествия и питал слабость к экзотической еде. В ресторанах он высоко ценил приятную ухоженную атмосферу и вежливых официантов. Он был в восторге от «прогулок вдоль живописного берега Средиземного моря» и мечтал об отпуске в Греции.

Внимательная Вибке Брунс тогда развивала свое подозрение: «Мне казалось, что Гийом захотел выйти из игры. Он чувствовал, что за ним охотятся. И он действительно испытывал сильное чувство восхищения Вилли Брандтом. Он не разыгрывал это восхищение. Это отчетливо чувствовалось. Его, несомненно, не устраивало бы, внезапно предстать перед ним в образе Иуды. Как он еще любил свою ГДР, я не могу сказать. Но он любил западный образ жизни, он например, всю жизнь охотно ел бы лягушачьи лапки. Это нужно только себе представить! В ГДР он, конечно, их не увидел бы. И во всем остальном он привык к нашему стилю жизни. У меня тогда было чувство: он вовсе не хотел больше быть шпионом.»

Забыть ГДР, Маркуса Вольфа и свое задание, начать новую жизнь — не возникали ли у Гийома такие мысли? Сегодня агенту на пенсии, само собой разумеется, приходится дистанцироваться от таких предположений. В конце концов, никто не хочет выглядеть проигравшим.

Вибке Брунс считает так: «Если этот человек хочет теперь разобраться с самим собой, ему все равно приходится строить из себя большого парня. Эти вещи он вытеснил из головы. Но все равно я чувствовала, что он искал выход. Он однажды сам признался в этом мне: Он хотел «сойти», начать новую жизнь, гулять вдоль берега, быть свободным.»

Много лет Гийом служил двум господам: «В моей жизни было два мужчины, которым я пытался честно служить — как-бы противоречиво это не звучало — это были Вилли Брандт и Маркус Вольф», - объяснял он позднее. Не пытался ли Гийом так рационализировать шизофрению своего раздвоенного бытия, чтобы поставить его на службу туманному «великому делу»? Гийом, ангел мира, патриот, человек, улучшивший мир?