Услышав такое, я онемел. У меня в ушах грянул нестерпимый вой несчастной женщины, лишенной эйслебенскими лавочниками единственного средства к существованию; крик Бэллы, очень чувствительной к боли, которую доставляла ей грива.
Товарищ Рейнхард положил свою ладонь на мою дрогнувшую руку, похлопал по руке, тем самым выдав себя, как человека, не лишенного сострадания.
– Надеюсь, этот прискорбный факт заставит вас, товарищ Мессинг, подумать о себе? – спросил он. – Вы тоже находитесь в крайне опасном положении. Эти ребята из Шестого отдела мастаки по части организации подлых и кровавых штучек. Они не оставят вас в покое.
– Что же делать?
– Покинуть Германию. На время. Вместе с Ханной.
– И что дальше? Без контракта, ожидая всякой каверзы от господина Цельмейстера? На что мы будем жить?
– Я знаю место, где господин Цельмейстер вас не достанет и где не надо будет заботиться о пропитании.
– Где же такая земля обетованная?
– В России.
Справившись с изумлением, я спросил:
– Что же я буду делать в России? Нужны ли там мои психологические опыты?
– В Москве вы будете учиться.
Я не торопился, соблюдал дистанцию. Прикинул – сочувствие и желание помочь ближнему у партайгеноссе Рейнхарда имели вполне приземленную, полезную для дела основу.
– Чему же мне придется учиться в Москве? Основам коммунизма?
Своим ответом товарищ Рейнхард окончательно сбил меня с толку:
– Это непростой вопрос.
Он произнес это на корявом русском языке.
Только отмеренная Мессингом дистанция между собой и миром позволила ему сохранить присутствие духа.
– И все-таки?.. – также на корявом русском поинтересовался я.
Рейнхард вздохнул. Это было так удивительно – помимо мужества, железной воли и несгибаемой решимости в его душе, на самом донышке, сохранилось сомнение.
Он, опять же на русском, понурив голову, признался:
– Лично я, товарищ Мессинг, не верю во всю эту мистическую ерунду, однако есть разнарядка направлять проверенных в боях товарищей, обладающих некими необычными способностями, в распоряжение особой секции Коминтерна.
– Вы настолько доверяете мне, – удивился я, – что делитесь со мной такого рода сведениями и даже готовы послать в Москву, в эту самую секцию?
– Кого-то все равно придется посылать. Товарищ Радек в этом отношении строг. Вы не беспокойтесь, – он сделал паузу, – эта блажь скоро пройдет, и вы вернетесь в Германию. К сожалению, – мрачно усмехнулся он, – блажь исходит с самого верха.
В его фразе все было непонятно. Товарищ Рейнхард, точно и последовательно выполнявший указания центра, никогда не позволявший себе ни в чем уступать оппозиционерам, не без иронии отозвался о партийном задании как о блажи, да еще спущенной с самого верха. Вот и пойми этих марксистов! Они готовы ногами стрелять, гривами трясти, пугать женскими бородами, чтобы только доставить оружие в тихий, спокойный и мерзкий Эйслебен – кому он нужен? – и в то же время их внутренняя жизнь пронизывалась такими же течениями и водоворотами, которые легко отыскать в любом заштатном бюрократическом учреждении.
Интересно, кто был тот человек, которому пришла мысль собрать в Москве проверенных в классовом отношении магов и колдунов?
– Мне надо подумать.
Товарищ Рейнхард кивнул.
– Трех дней хватит? – спросил он.
– Неделя.
Ответ я дал через три дня. Рейнхард оказался прав – тянуть было нельзя. Я почувствовал это сразу, как только, простившись с функционером, вышел из пивной.
Мессинг, человек неопытный в подпольной работе, сразу обнаружил, что за ним следят. Хвост вел себя навязчиво, почти не таился, шел по пятам. К сожалению, я не сразу воспринял опасность всерьез и сначала допустил ошибку – роковую или пустяковую, не знаю, – но в любом случае эта ошибка повлияла на наши с Ханни взаимоотношения.
Субъект, пристроившийся ко мне на Фридрихштрассе, был коротковат, толстоват, розоват, на голове вызывающий котелок, в руках тросточка. Усиками на верхней губе он напоминал моего знакомого из Мюнхена. Неприязнь вызывал пренебрежительный энтузиазм, с каким он «вел» меня. По полицейским меркам, такое задание считалось пустяковым. От него за версту несло приказом «давить» мне на психику – глядишь, сорвусь. Особую радость господину Кёпеннику (так звали моего сопровождающего) доставляли лежавшие в его внутреннем кармане денежные знаки. Сегодня он получил ежемесячный оклад и наконец-то сводит фрау Кёпенник в кинотеатр.
К универмагу, возле которого я проходил, он отнесся с возмущением мелкого лавочника – понастроили тут, давят ценами, не дают людям вздохнуть свободно. Уловив его настрой, я тут же свернул в магазин. Потолкался на первом этаже, поднялся на второй. Ради смеха полюбовался на женское белье – не сделать ли вызывающе буржуазный подарок своей пролетарской подруге? Лучше духи. В парфюмерном отделе присмотрел коробочку – пусть только Ханни попробует пренебречь чудом французской парфюмерии!