Может, и нет, но Елена может оттянуть этот момент. Поэтому подождала Эву и провела добрых полчаса со своей сестрой, отвечая на вопросы об охоте, которые накопились у Эвы со времени их последней встречи и, добавляя, что она может позвонить Елене в любое время. А затем заговорили о вещах, которые были болезненнее.
— Я скучаю по Бэтси, — прошептала Эвелин и сжала руку в кулак. — Она была моей лучшей подругой.
— Знаю, малыш.
Глаза у Эвы блестели от слёз, когда она бросилась в объятия Елены.
— Мама думает, что я не знаю, но я знаю. Мы были похожи. Все так говорили.
Елена не знала, что сказать, как унять эту боль, поэтому просто крепко обняла Эвелин и успокаивала её, пока не высохли всё слёзы.
— Ш-ш-ш, милая. Не думаю, что Бэтси хотела бы, чтобы ты вот так говорила.
— Элли, она была такой милой. — Эва всхлипнула. — Я скучаю по ней каждый день.
Елена понимала это до глубины души. Она скучала по Ари, Бэль и Маргарите каждую секунду каждого дня.
— Почему бы тебе не рассказать мне о ней?
Несколько секунд Эвелин подбирала слова сквозь слёзы, но когда нашла, её, словно пробрало. Эва говорила не только про Бэтси, но и про Селию, которая играла на кларнете лучше всех и которая не смеялась, если Эва ошибалась на уроке. Елена молча слушала, приходя к отрезвляющему осознанию того, что Эва больше ни с кем не говорила об этом, а заглушала боль. Она могла понять почему, учитывая кто такой Джеффри, но любовь Гвендолин к своим дочерям была осязаема.
— Почему ты не поговорила с мамой о Бэтси и Селии?
— Она всё время грустит. — Мудрые слова ребёнка с серьёзными серыми глазами. — Не возражаешь, если я с тобой поговорю?
— Конечно, нет.
Она посмотрела на Елену уже без слёз.
— Раньше я думала, что ты злая, и именно поэтому отец никогда не приглашал тебя погостить у нас.
Сердце Елены пронзила боль.
— Да?
— Да. Но это не так. Ты хорошая. — Она так яростно её обняла. — Когда у меня появится свой дом, ты можешь приходить в любой момент, — прошептала Эвелин ей на ухо.
Елена заперла неожиданный эмоциональный подарок в сердце, и без стука вошла в кабинет отца. Джеффри стоял у открытых французских дверей и смотрел на дождь. Гадая, почему не ушла, Елена закрыла за собой дверь, пересекла комнату и встала у противоположного косяка, на расстоянии трёх футов между собой и Джеффри. Снаружи дождь падал серебряными каплями, затмевая мир. Елена не знала, дело ли в разговоре с Гвендолин или в чём-то ещё, но обнаружила, что говорит:
— Мама любила дождь.
— Да, — отрезал он. — Она была счастлива под дождём, но не смогла пережить бурю.
Ошеломлённая тем, что Джеффри ответил, Елена не знала, что делать и что говорить. Она поймала себя на том, что потирает грудь сжатым кулаком, словно пытаясь избавиться от давней боли.
— У неё не было силы, в отличие от тебя. — Маргарита была светом и смехом, диким огнём в их жизни.
Он горько рассмеялся.
— Если бы я был там в тот день, ей бы это не понадобилось.
Этот разговор пошёл не по тому пути, и Елена испугалась, вновь почувствовала себя потерянным ребёнком. Ухватившись за косяк, она вспомнила тот роковой день, когда всё рухнуло, когда потеряла отца.
— Ты поехал забрать Бэт. — Елена всегда благодарила судьбу за то, что на сестру не нацелился убийца.
Он посмотрел на неё серо-стальными глазами, спрятанными за линзы очков.
— Я поссорился с Маргаритой и пошёл проветриться, а твою сестру забрал позже, чем следовало. — Мир Елены завертелся. — Мы поссорились, потому что я считал её слишком легкомысленной, а хотел, чтобы она стала женой бизнесмена…
— Она походила на бабочку, — прошептала Елена, зная, что, несмотря на резкие слова, отец любил свою первую жену, и любил так, как никогда больше никого не любил.