Супруг для богини

Роль гувернантки оказалась довольно трудной. Милые шаловливые мальчики быстро перестали быть милыми, оставаясь шаловливыми, непослушными, неуправляемыми, шумными. Правда, Оля получила в лице Веры преданного друга и помощника. Девочка старалась умерять свои капризы, чтобы не усложнять жизнь обожаемой Оленьке. Мисс Томпсон слабым голосом из своей спальни давала барышне Мироновой ценные советы по обузданию детей. Но все это не пугало и не огорчало девушку. Она не сердилась и не раздражалась. Пыталась сохранить дружелюбие и веселость. К концу первого дня ее пребывания в доме выяснилось, что Извеков находится в квартире. Оля опешила, когда пробежавшая мимо горничная торопливо бросила на ходу, что барин поднялись и требуют к себе. Поднялись? Но ведь уже вечер!

Через некоторое время Вениамин Александрович вышел из своих покоев, одетый в щегольской домашний костюм. Оле его лицо показалось слегка одутловатым.

– Ах, вот кто тут командует сегодня! – Он широко улыбнулся и, похоже, даже не удивился. – То-то я слышу с утра шум и гам! У вас другой метод воспитания, чем у мисс Томпсон.

В это время мальчики бросились к отцу и повисли на нем, как две мартышки.

– Сорванцы! Подите, подите от меня! Я же вам не дерево! Да и вы уже не столь маленькие и легонькие, как раньше! – И дети с радостным шумом отбежали прочь.

Следующей была Вера. Она прижалась к отцу, и он нежно погладил ее по голове. Девочка даже прикрыла глаза от удовольствия. Оля, глядя на эту картину, испытывала двойственное чувство. Ей нравилось откровенное проявление чувств. Но в доме Мироновых это было не принято. Хотя Оля ни секунды не сомневалась в том, что ее собственный отец любит ее не меньше, чем Извеков своих чад.

– Ольга Николаевна! Как приятно снова лицезреть вас в нашем жилище! – торжественно провозгласил хозяин дома. – Надеюсь, наши дети не очень утомили вас?

– Нет, о, нет! – торопливо ответила Оля. – Они… они шалят в меру, – она запнулась.

Вениамин Александрович засмеялся.

– Не пытайтесь изобразить моих детей лучше, чем они есть! Уж я-то их знаю! Мы с Тамарочкой у вас в долгу! Чего изволите за свои труды? Желаете ли, прекрасная синьорита, чтобы я отобразил ваш нежнейший образ в одном из своих будущих произведений?

Оля совсем смешалась, покраснела и потупилась. Румянец, загоревшийся на ее щеках, придал ей еще больше трогательной прелести. Вениамин Александрович окинул девушку опытным взором знатока. Она почувствовала этот оценивающий взгляд взрослого мужчины всем телом и сжалась еще сильней. Извеков протянул руку и чуть дотронулся до ее щеки. Оля замерла, но продолжения не последовало. Хотя ей почему-то почудилось, что он хочет ее поцеловать. Папенька и впрямь был прав, у нее фантазии!

Извеков вздохнул и отошел прочь. Вера неподвижно наблюдала за этой сценой, а потом бесшумно исчезла.

Какое-то время они оставались в гостиной вдвоем. Оля так растерялась, что потом даже не могла припомнить, о чем шел разговор, да и был ли он вообще? Да нет, вероятно, был, только она не осмелилась и слова вымолвить. Дома девушка долго не могла заснуть. Все перебирала в мыслях новые впечатления. В голове была невообразимая каша. Вениамин Александрович теперь сочетал в себе прежний образ, почерпнутый из портретов и романтических мечтаний, разнообразные черты благородных и пылких героев его собственных книг, а также свою живую, подлинную сущность, явившуюся неискушенной барышне во всей красе. Плавные мягкие движения, легкое подрагивание тонких пальцев, держащих гениальное перо. Завораживающий голос, проникающий в самые глубины души. Глаза, боже, какие глаза! Они и ласкают, и насмехаются, и зовут, и манят, и дразнят! Его взор обволакивал. Она утопала в волшебстве его глаз, и выплывать совсем не хотелось. Да, теперь до спасительного берега разумного поведения совсем далеко! Папа, как всегда, оказался прав. Как было бы замечательно, если б она могла стать частью их семьи! Конечно, это абсурд, нелепость. Но помечтать так приятно. Она не претендует ни на что. Она просто хочет любоваться, упиваться ими обоими. Все время находиться рядом. Угождать им, даже прислуживать. Ничто не может унизить ее, ничто не умалит ее любовь и преклонение перед божествами.

Прошло два дня, и в воспитательный процесс пришлось вносить стремительные изменения. Режиссер Огарков, да, да, тот самый, талантливый, гениальный, великий и прочее, прочее, смилостивился над Горской. Ей были позволены все прежние вольности, подобающие великой актрисе. Тем более что часть съемок, как выяснилось, решено было провести под Петербургом, совсем недалеко от дачи Извекова и Горской. Поэтому шумное семейство снялось с места и отправилось в свои загородные владения вместе с Ольгой. Николай Алексеевич явно не одобрял продолжения ее затеи, но делать было нечего.

– Что ж, – буркнул он напоследок, – буду с утроенным усердием лечить мисс Томпсон!