Супруга с опытом работы

Паломники с огромным энтузиазмом внимали каждой фразе, вскакивали с мест, свистели и топали. Примас делал выверенные паузы, давая зрителям прокричаться, и снова продолжал.

– Приручим зверя! Братья! Девственность – самый сладкий дар Всеединому! Через наши тела пусть ощутит ликование весь тварный мир! Да начнутся Великие Мистерии!

На помосте были столбы. Семь тонких столбов, между которыми стояли прикованные за руки девушки. Пять обнаженных девушек. Руки их были заведены высоко и девушки переминались на полупальцах, от чего их тела, щедро намазаннеы маслом, напрягались и вздрагивали.

Некоторые зрители тоже держали рядом выбранных послушниц, смирно сидящих у их ног. Или не сидящих, а очень даже активно работающих головой под широкими хламидами.

Ритмично гремели барабаны, трубы выводили мотив, звенели какие-то незнакомые струнные инструменты. Дивной красоты голос пел на незнакомом языке. Экстаз тут умеют нагнетать, признала я. Видимо, на паломников это производит ошеломляющее впечатление. Однако по сравнению с шоу Раммштайн – очень скромно.

– Верховный Примас внесет свою лепту! – прокричал голос.

– Лепту! Лепту! – подхватили и стали скандировать зрители.

Примас картинным жестом скинул хламиду, оставшись в одной набедренной повязке. Повязка вызвала мой смешок, которым я тут же подавилась. Это была занавесочка, разрезанная спереди, и главный герой кокетливо слегка сдвинул ее в стороны, обнажая все, что доселе было скрыто. Примас поднял руки вверх и постоял так, купаясь в аплодисментах. Конечно, с возрастом он разжирел, его фигура утратила легкость, но видно, когда-то это был прекрасно сложенный мужчина.

Подоспевшие прислужники надели на Примаса широкий пояс, пропустили сложные сплетения ремней вниз и сзади. Теперь взорам присутствующих предстал не только вызывающе торчащий орган, но и остальные части мужского хозяйства, приподнятые и распластанные на сплетении ремешков.

На красной подушке принесли что-то блестящее. Я сглотнула. Насколько я поняла, это была копьевидная насадка на член, который Примас тут же надел. Его орудие стало уже окончательно выглядеть оружием. Под барабанную дробь Примас подошел к крайней девушке. Все замерли. Девушка громко всхлипнула.

Прислужники тут же отцепили ее от столбов, развернули спиной к амфитеатру и наклонили так, что ее голова уперлась в колени одного из жрецов, а все сокровенное выпятилось наружу. Примас похлопал дрожащую девушку по ягодицам, примерился и одним толчком загнал насадку внутрь. Девушка взвыла, но ей не позволили отстраниться, пока Примас не вошел на всю длину.

Прислужник подал длинную полосу белоснежной ткани, четко видимой в свете факелов. Примас отстранился, и прислужник отер пыточный инструмент тканью. Жрец взял полосу из рук прислужника, встряхнул и прошел по помосту, демонстрируя багровый след. Толпа взревела от восторга. Ткань закрепили бантом на столбе, оставив измазанный край свисать, к всеобщей радости.

Примас подошел к следующей девушке.

Я вспотела, несмотря на прохладный ветер, утерла пот накидкой и отвернулась, глядя на звезды. Права была мелкая, женщинам такое вряд ли нравится. Судя по взревевшей толпе, и тут все прошло по предыдущему сценарию.

Через четверть часа пять столбов были украшены развевающимися полосами окровавленной ткани, вновь раздавалась музыка, певец пел что-то бодрое, а толпа возбужденно повторяла припев. Я повернулась к сцене. Примас исчез. Девушек увели с помоста. Кто-то шел сам, а двоих тащили под руки прислужники.

На помост вышли танцовщицы в полупрозрачных одеяниях и стали исполнять стрип-пластику. На довольно высоком уровне. Если предположить, что Обитель не более, чем развлекательный клуб для богатых извращенцев, может быть, я зря опасаюсь? Зрелище-то для Элизии очень смелое, и доход, видимо, приличный. Мне бы в казну такой доход не помешал. Уж я бы нашла ему применение. И варварство это надо прекратить с пытками девственниц.

Если тут где-то развешены накопители, то сейчас выплеснулось море энергии, но как я не вглядывалась, ничего особенного ни на помосте, ни рядом не увидела.

На помост вышла вереница послушниц в длинных ярко-синих одеяниях.

– Это стар-ршие, – восхищенно прошептала Рина, пододвигаясь ближе. Девчонку трясло то ли от холода, то ли от возбуждения. Ребенок смотрит тут всякое непотребство, да еще и мерзнет из-за моей прихоти! Я, отругав себя, накинула на нее край своего широкого плаща.

Старшие красиво двигались ровной вереницей, слаженно взмахивая руками. Длинные одеяния оказались распахивающимися от самого пояса, как сзади, так и спереди. Соблазнительно изгибающиеся послушницы то показывали всю ногу от самого верха, то краешек сочных выпуклостей сзади. Пока девушки кружились под все убыстряющуюся музыку, на помосте установили с десяток то ли широких скамеек, то ли узких топчанов. С заключительным аккордом девушки рассыпались по топчанам, заняв каждая свой, а две улеглись прямо на помосте, вдоль края, головой друг к другу. Все девушки лежали на спине, согнув колени. У некоторых края одеяния задрались, обнажая бедра и промежность.