Я привлек северянку к себе, чувствуя, как тело сотрясает озноб. Не церемонясь, сунул руку под рубашку и распластал ладонь по коже, покрытой холодным потом. Я грел ее своим огнем, радуясь, что смертельный холод отступает. Прямо в центре переплетения магических жил сидела тьма – она и тревожила Фарди, пыталась ее убить. Я мог прогнать эту дрянь лишь на время, не насовсем. Это должна сделать она сама.
Под руку попался мужской перстень, который княжна не снимая носила. Сперва я думал, что дело в нем, но быстро понял, что штука абсолютно немагическая. Просто напоминание.
Наконец, кожа Фарданы порозовела, а дыхание выровнялось. Она лежала ко мне спиной, и тогда я снова просунул руку под ткань, накрыв зону вверху груди. Так сразу пойму, если холод начнет возвращаться.
Моя случайная женушка возилась и вздыхала во сне, а вот я уснуть никак не мог. Тихо, чтобы не разбудить, просунул вторую руку ей под шею и уложил голову на сгиб локтя. Внезапно Фарди вздохнула и, не просыпаясь, повернула голову – так близко, что я ощутил щекой ее сонное дыхание. Но в следующий миг она, сладко посапывая, отвернулась.
И что мне оставалось делать? Разве я мог успокоиться? Запах волос, женской кожи и первоцветов дурманил и лишал покоя, хотелось накрыть ее собой и припасть к губам. Пить медленно, наслаждаясь каждым глотком.
Руки у нее, несмотря на использование оружия, были истинно женскими. Ладони узкими, мягкими, пальцы – длинными и изящными. Я хотел ощутить, как эти руки скользят по коже и… в общем, везде.
До утра я просто не доживу! Каково это – обнимать, зная, что не могу себе позволить даже невинного поцелуя.
Задумавшись, я погладил ложбинку. Кожа теплая, бархатистая… Мысленно проклиная себя, повел пальцами вверх, потом вниз и снова – вверх.
А может…
Нет-нет. Даже головой мотнул и сжал кулаки. Никаких «может»! Я что, превратился в мальчишку, которому незнакомо терпение?
А если все-таки…
Внутренний голос шептал искушающе, как змей – в затуманенном разуме рождались бесстыдные образы. Я ведь не монах.
Фардана… Такая мягкая сейчас, податливая.
Можно нырнуть пальцами ниже, можно расстегнуть застежку штанов и приспустить с гладких белых бедер. Ласкать ее, слушая сбитое дыхание, быть то нежным, то грубым и настойчивым – но так, чтобы ей понравилось.
Она бы прижималась ко мне спиной и ягодицами, стонала и умоляла дать больше. О, и я бы дал…
Стиснув зубы, я зажмурился, пытаясь усмирить бунтующую плоть. Так сильно было искушение навалиться на нее и сделать все быстро, по-звериному. Я уже видел, как переворачиваю ее на живот, словно наяву слышал сдавленные вздохи и стоны… Представлял, какой горячей она будет.
Я прижался носом к шее Фарди – туда, где она переходила в плечо. Вдохнул одуряющий запах девичьей кожи и застонал сквозь зубы:
– Фарда-ана…
Обжигающая, как северный огонь. Колючая, как метель. И в то же время ранимая и нежная. Только все это ей пришлось спрятать под оболочкой из льда, чтобы никто не смог ее обидеть. Поэтому нельзя… нельзя… Я ведь
И все же припал губами к чувствительной ароматной коже за ухом. Я чувствовал себя последним из грешников. Но этот грех был сладким, как…
Как виноград.
Эти мысли так измотали, что я не заметил, как провалился в тревожный сон. А когда проснулся, увидел прямо перед собой лицо северянки. Ночью она перевернулась и теперь сладко спала, сложив на груди руки, будто пытаясь защититься. Наклонившись к ней, я невесомо коснулся губами губ.
Веки Фарди дрогнули, и она открыла глаза. Теплая, близкая, разнеженная ото сна поймала мой жаждущий взгляд. Оставалось всего несколько мгновений, прежде чем между нами снова вклинится суровая явь.
Все, что происходило ночью, казалось странным сном. Но теперь, лежа с южанином в обнимку, чувствуя, как переплелись наши ноги, я поняла – все было взаправду.
Меня снова одолел приступ, и Фрид опять помог мне его прогнать. Во сне прикосновение его магии казалось очень приятным – будто мягкие руки качали, расслабляя и погружая в теплую негу. Все это рождало в теле странные ощущения.
Он был так близко…
Непозволительно близко и одновременно далеко. Смотрел из-под полуопущенных ресниц. Я чувствовала, как тяжело и часто вздымается его грудь, как напрягаются плечи.
Мы оба молчали. Оба ждали чего-то.
Вдруг я с сожалением поняла – если бы это был сон, я могла бы, пожалуй, поцеловать его. Из любопытства и желания проверить, узнать, что почувствую на этот раз. И отдать то, что так неосмотрительно пообещала.
– Как спалось? – спросил он хриплым голосом, и я подалась назад.
Никто и никогда не касался меня так. Никто и никогда не вызывал таких противоречивых эмоций.
Я отвернулась, пряча зардевшееся лицо за завесой волос. Где только гордость прохлаждается? Уснула до весны? И ведь самым смешным будет, если окажется, что эти искры, это безумное притяжение не из-за брачной метки или дуальности. Что делать тогда?
Это страшит, но больше всего не хочется быть одурманенной магией. Сбросить однажды пелену наваждения и понять, что все эти чувства, весь этот огонь подделка, будет горько.