Surface tension (СИ)

- Нюша, послушай меня. Ни для кого и ни при каких обстоятельствах не стоит пытаться себя менять. Спроси у Карыча, он объяснит. Ты замечательная, мы все здесь тебя любим. Но ты запуталась. Я не приму то, в чем ты пытаешься меня убедить. Постарайся снова начать относиться ко мне по-старому. Я могу быть тебе другом, Нюша, не больше.

- Но… почему? – не произнесла – выдохнула, одними губами, но Лосяш понял. Промолчал. Да и что он мог ей ответить… что при такой разнице в возрасте она неминуемо начнет ломать свой характер, подвергая принудительной огранке и наслаждаясь этим, списывая все на пылкую любовь, ломать себя, пытаясь стать для него единственной и близкой, сглаживая разницу поколений. Что у нее нет будущего среди колб и реактивов, она завянет там и так и не поймет, почему. Что она отвыкнет от новых платьев, макияжа и слащавых романов, перестав воспринимать их, словно фоновую погрешность? Или что она, даже повзрослев, не получит ответа на свои чувства, потому что не может разделить с ним его работу, зато ощущения собственной бесполезности наглотается сполна?

Лосиния ведь тоже была в своем роде экспериментом. Удачным, контролируемым, просчитываемым до последней строчки. Нюша такой не будет. Нюша – лавина, вулкан, полное неприятие полумер.

- Иди сюда.

Хрюшка утерла пятачок, нерешительно подошла. Лосяш обнял ее, поглаживая копытом по сотрясавшейся от беззвучных рыданий спине. Нюша жалобно всхлипнула, а потом, словно решившись, неловко коснулась губами его уха. – Я… глупая, да?

Лосяш покачал головой. – Просто запутавшаяся. Ты очень милая, трогательная…

… и ты еще такой ребенок. Бараш всегда будет оберегать свою принцессу. Эта мысль принесла что-то вроде облегчения. Несмотря на временную размолвку, кудрявый поэт по-прежнему ее любит.

- Просто… – Нюша чуть отстранилась и внимательно взглянула ученому в глаза. – Когда я увидела тебя… одного, перед этой разбитой установкой… ведь это тяжело, постоянно полагаться только на себя, правда? – что ни говори, а поначалу она была уверена, что одно лишь ее присутствие поможет Лосяшу справиться с неудачей. И только потом поняла, что для этого ему не нужна ни она, ни кто-либо другой из их маленькой сплоченной общины.

- Почему? – искренне удивился Лосяш: он не оценил весь драматизм вопроса. – Это, конечно, несколько неудобно, потому что нельзя делать сразу много дел, но, с другой стороны, избавляет от необходимости контролировать подчиненных. Я благодарен тебе за поддержку, моя дорогая… для меня она много значит, - немного подумав, добавил ученый. Сказать по правде, события той ночи он помнил весьма смутно. Он включил отгонку уже ближе к полуночи. Хлороформ с примесью бензола, повсюду этот запах – сладкий, вкрадчивый. В особо ветреные дни на запах приманивался взбешенный Копатыч: размахивая лапами, вопил, что ядовитые облака всякой дряни оседают на его рассаде.

Вероятно, всему виной хлороформ. А может, и не стоило искать виноватых, просто не устраивать себе три бессонных ночи подряд, - так совпало. Он опомнился уже ближе к рассвету: что-то гневно кричала Совунья, а в открытое окно, рассеивая сладкую духоту, врывался свежий ветер. Но, в конце концов, необязательно ведь четко помнить произошедшее, чтобы за него поблагодарить, так?

Нюша смущенно зарделась. Отстранилась, отошла. Лосяш поднялся с табуретки.

- Мне пора. А ты переставай плакать. Мы все уже соскучились по нашей милой веселой Нюше… возвращайся, ладно?

Она через силу кивнула. Мысли кружились в бешеном хороводе. Сквозь дрожащую пелену вновь подступивших слез она смотрела, как за Лосяшем закрывается дверь. Вот и все. Она виновата лишь в том, что не родилась на несколько лет раньше. Несмотря на полную внутреннюю опустошенность, Нюша чувствовала, что и сама устала от слёз. Она взяла со стола свою чашку, подобрала с пола кружку, к которой так и не притронулся Лосяш, выплеснула в раковину уже остывший, пахнущий малиной чай. Включила воду, чтобы вымыть посуду, и несколько минут, напрочь забыв об этом, бездумно держала копыта под теплыми струями.

Еще, казалось бы, неделю назад она и не подозревала, что в долине, где время текло медленно и лениво, с ней может произойти что-то подобное. Долина сглаживала острые углы жизни. И вместе с тем – нет, она больше не хочет быть той, прежней.

Нюша выключила воду. Оставаться дома – верный путь к продолжению собственных страданий, в этом она не сомневалась. А посему что может быть лучше, чем визит к мудрой и понимающей Совунье, которая, возможно, пожурит за неосмотрительность, но всегда найдет нужное слово для утешения. Нюша по самые глаза замоталась в широкую прозрачную шаль – что это на нее нашло, совсем забыла о красоте! На улице стыдно показаться.