Немало способствовала развитию интереса красноярцев к изобразительному искусству и старшая дочь Петра Кузнецова Евдокия. Она унаследовала красноярский дом отца и сама увлеклась искусством, пополняла его коллекцию в Москве по советам Сурикова. В 1900 году в открытие нового века она показала 30 произведений, в том числе и две картины Карла Брюллова, на художественной выставке в Красноярске. Младшая ее сестра Юлия Петровна, выйдя замуж за ветеринарного врача Иннокентия Алексеевича Матвеева, получила от отца вместе с наследственным даром меценатства богатое приданое и каменный дом на берегу Енисея. Суриков был дружен и с ней. Умевший сходиться с молодежью, он открыл в их дочери Ксении талант художницы, консультировал ее, как некогда дочь Льва Толстого Татьяну, и по его совету Ксения поступила в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. А родители ее приобрели ряд произведений Сурикова в дар Красноярскому краеведческому музею. Пока Чернышев строил для этого музея специальное здание, его экспозиция размещалась в доме Матвеевых.
Здесь нельзя не упомянуть и имя еще одной дочери Петра Кузнецова — Елизаветы, с давних пор интересовавшейся вместе с мужем всем, что выходило из-под кисти Сурикова. Имя харьковского помещика и дипломата Николая Помпеевича Пассека уже прозвучало в связи со злосчастным этюдом «Затмение». Пассек был мужем Елизаветы. Суриков познакомился с этой семьей, конечно же, в Красноярске и говорил о Пассеке: «Я его ужасно люблю за его ум и характер». Николай Пассек был дипломатом в Персии и Канаде, обладал обширнейшим умом и памятью. В их коллекции, находившейся в харьковском имении, были картины Сурикова, и он, вечный странник, побывал в Харькове не только в горячке уничтожения «Затмения», но и позднее, при более благоприятных обстоятельствах.
В свой длительный период нахождения в Красноярске летом и осенью 1909 года Суриков был на волне творчества, дружеских связей, планов. Расставшись с передвижниками, он жил обновлением искусства.
Красноярцы Шепетковские также были друзьями художника. С ними он познакомился через Александра Кузнецова. Когда тот принимал участие в судьбе будущего художника и готовил его по отдельным предметам к поступлению в Академию, другой красноярец, студент Роберт Шнейдер, тоже студент Технологического института, помогал Сурикову с математикой. Женившись на Александре, дочери золотопромышленника Александра Кирилловича Шепетковского, он оказался в семье, где ценили и понимали искусство. Дружба его с Суриковым продолжилась. Бывая в Москве, семья Шнейдера посещала его дом, а в Красноярске художник любил отдыхать с ними на природе. Он всегда не мог надышаться целительным воздухом своей малой родины.
Александр Суриков вспоминал эпизоды загородных прогулок брата Василия, совершаемых всегда в большой компании друзей. «А когда на «Столбы» Вася ходил с Кузнецовыми, Шепетковскими и детьми Ивана Тимофеевича Савенкова, то произошел такой случай: неожиданно набежала туча, и ударил такой гром, что лошадь под сыном Савенкова испугалась, сбросила мальчика и помчалась в степь, таща его на стремени, но Вася догнал лошадь, остановил ее на всем скаку и спас от смерти юношу. У него оказалась вся голова изборождена, едва уняли кровь. Потом Иван Тимофеевич Савенков приезжал к брату — благодарил его…»[153] С Савенковым художник — и казак (в войске он бы совершил немало подвигов, что видно из названного эпизода) познакомился еще в годы учебы в Академии художеств. Савенков в это время был студентом Петербургского университета, а землячество их сложилось на основе дружбы с семьей золотопромышленника Кузнецова. Став позднее директором Минусинского краеведческого музея, археологом с мировой известностью, надо полагать, не без поддержки Иннокентия Кузнецова, проводившего раскопки в Минусинской степи, И. Т. Савенков вошел в красноярский круг Василия Сурикова как один из преданных друзей.
Художник Архип Попов, сделавший копию с картины Сурикова «Милосердный самаритянин» и по его совету ставший скульптором, познакомился со своим знаменитым земляком благодаря И. Т. Савенкову, в ту пору директору учительской семинарии. Семинаристам он немало рассказывал о картинах и творческих поисках своего друга. Считается, что Степана Разина для картины Суриков писал с себя, но есть и рисунок головы Ивана Савенкова для образа атамана. Настолько было велико духовное родство этих людей, что Суриков объединил себя и Савенкова в облике атамана.