Суровая Родина. Нехороший путеводитель по Кемерово

Потом одного из руководителей кемеровской Рембыттехники, которая долгие годы и занималась этим аудиопиратством, арестует ОБХСС. При обыске у него, в числе прочего, найдут стартовый спортивный пистолет, переделанный под патрон «мелкашка» и, самое страшное, золотое кольцо с американским национальным девизом, выгравированным внутри – «In God we trust». Из-за этого кольца газета «Комсомолец Кузбасса» напишет о нём почти как об изменнике Родине.

Чуть позднее, с появлением первых кассетных магнитофонов, на этот же пятачок перед входом на барахолку втиснется ещё и легковушка. Сидящий в ней в «строгаче»* дядька будет продавать кассеты с записями. В конце 70-х годов в его ассортименте впервые появятся «наши люди»: Высоцкий, Галич и Жванецкий. Кассета будет стоить 10 рублей.

Самоё козырное место базара – входные ворота – территория цыган. Толстые весёлые цыганки в цветастых юбках с полным ртом золотых зубов – «королевы торговли» – трясут полиэтиленовыми пакетами Березка*, Монтана, Пугачева. Самые крутые – с задницами, обтянутыми джинсами, и грудастыми ковбойскими девчонками, доходят в цене до шести рублей, те что попроще – по трёшке. Второй по коммерческой значимости цыганский товар – жвачка. «Лёлек и Болек» из Польши, редко – штатовский «Дональд Дак». Когда появилось производство в Москве – добилась жвачка «РотФронт»: мятная и клубничная. Самопальная тушь для ресниц, хна для окраски волос, помада, колготки.

В глубине рынка, в ряду под навесом, рядом с аквариумными рыбками, торговали и жвачкой местного кустарного производства. «Лёлек и Болек» стоил от 1,5 до 3 рублей. Местная жвачка – 20 копеек. Выглядела она так: литровая банка с водой, в которой лежали на дне коричневые кусочки чего-то похожего на ириски. Тётка-продавец ловко цепляла её вилкой и клала на листочек фольги. Как-то раз мы с бабушкой её купили. Ну что сказать? Это была какая-то разновидность гудрона, скрещенного с ириской. Повторить желание не возникло.

Заходим на рынок. Слева – торговые ряды. Вкопанные в землю деревянные столбы, застеленные сверху досками. За ними стоят женщины и бабки. Мужиков почти нет. Торговля как частная, так и государственная была в Кемерово женским делом. Продается всякая всячина. И ношеные вещи, и самошивные, посуда, часы, овчинные шубы, шали, вязанные носки и варежки – буквально всё! Чтобы занять хорошее место, нужно прийти пораньше.

В этих рядах, помимо торговок всякой самодельщиной, встречались и мелкие спекулянты из интеллигенции. Схема была такая: если в семье был автомобиль, то нужно было ездить по глухим деревенским магазинам и искать там что-то такое дефицитное, что в деревне никому не интересно. Например, модный портфель-дипломат. Его можно было купить в сельпо рублей за 20, а продать на базаре за 30-40.

Роли в семейном бизнесе делились так: муж гонял в поисках дефицита по дальним деревням, а жена продавала его на базаре.

Все где-то работали и жить одной спекуляцией в Кемерово было невозможно – это же не Москва. Встретить на базаре коллегу по легальной работе, продавая дефицит с накруткой, было не криминально, но всё-таки стыдно. Поэтому многие врачи, преподаватели вузов и прочая «прослойка» время от времени пыталась таким образом подзаработать, но в регулярный заработок это не превращали. Было и страшно. ОБХСС же всё-таки стоял на страже социалистической законности. Весь городской рыночный народ был на этом квадрате как на ладони, и попасть в поле зрения милиции было запросто. Да и достать что-то ценное в деревнях тоже было непросто и не всегда получалось – сельские тоже хотели жить и выглядеть как городские.

Случаев вынесения приговоров и осуждения граждан Кемерово на реальные сроки за продажу какого-либо штучного предмета на базаре, пусть даже по завышенной цене, не было. Могли оштрафовать, или согласно ст. 33 УК РСФСР (Общественное порицание заключается в публичном выражении судом порицания виновному с доведением об этом в необходимых случаях до сведения общественности через печать или иным способом) написать письмо на работу – дескать, а ваш-то сотрудник – «махровый»* спекулянт.

Дела по ст. 154 милиционеры шили без фанатизма, потому что звёздочку за мелкого спекулянта не получишь: «Ну купил гражданин Петров ковёр за 200 рублей и перепродал за 300. Мелкое правонарушение». Им гораздо интереснее были крупные перепродажи, совершаемыми должностными лицами в торговле и общепите: продажи дефицитных товаров с баз – минуя магазины – скупщикам, махинации в ресторанах. Но там была другая проблема: большинство советских директоров в торговле и общепите были хорошо «вписаны» в систему, и голыми руками их не возьмёшь. У каждого из них были «свои люди» среди партийцев, милиционеров, прокуроров и т.д.