Суровое испытание

И еще, учитель! Только это между нами: как-то раз Юри призналась мне, что вы ей очень нравитесь. Знаете почему? Когда в правозащитном центре записывали показания Юри, она так вымоталась, что задремала. Вы тогда посадили ее себе на плечи. Она проснулась и хотела попросить спустить ее, так как стеснялась, но так пригрелась на вашей теплой спине, что снова притворилась спящей. Говорит, ей стыдно, что вам пришлось нести ее — толстушку, хотя, вы же знаете, Юри вовсе и не толстая, а, наоборот, худышка… Она призналась, что тогда ей сильно-сильно захотелось, чтобы вы были ее папой. Учитель, Юри просила меня держать это в секрете и никому не рассказывать. Так что, пожалуйста, не выдавайте меня.

Учитель! Спасибо, что приехали к нам. Я так благодарна, что вы спасли меня от куратора Юн Чаэ и старшеклассников, которые запугивали меня и заталкивали мою руку в крутящуюся стиральную машинку. И что поверили мне, когда я писала у вас на ладони, и вызвали маму. Знаете, может, мы не станем великими людьми, когда вырастем, но в день учителя я непременно приеду вас навестить. Чтобы приколоть вам на грудь гвоздичку. Сегодня я передам вам это письмо, а завтра, наверно, буду сгорать от стыда. Но сегодня перед сном я помолюсь Богу. Попрошу у него, чтобы мой папа поскорей выздоровел, чтобы виновных наказали и чтобы вы, госпожа Со Юджин и пастор Чхве Ёхан жили счастливо. Спокойной ночи, учитель!

69

В первый день слушаний погода в Муджине стояла солнечная и ясная. Перед Муджинским окружным судом в ряд выстроилось множество машин с флажками-логотипами различных СМИ, а на перекрестке у здания суда началась пресс-конференция Ассоциации выпускников интерната «Чаэ», где было сделано заявление. «Мы осуждаем руководство интерната «Чаэ» за утаивание информации о регулярных сексуальных преследованиях и поддерживаем борьбу пострадавших от насилия воспитанников и добросовестных преподавателей». У главного входа в суд кучка людей громко пела христианские гимны. Похоже, собрались прихожане муджинской церкви Великой Славы.

Со Юджин вместе с пастором Чхве Ёханом с утра пораньше выехали на слушания суда. Шестидесятипятилетний пастор был уроженцем Муджина. Еще до того как он возглавил рабочую группу по интернату «Чаэ», его не шибко жаловали даже в лагере прогрессивно настроенных людей. В семидесятых-восьмидесятых, когда Муджин служил ядром сопротивления диктаторскому режиму и играл ведущую роль в борьбе за демократию, пастор Чхве был известен своими умеренными взглядами и никогда не спешил с выводами. Его глаза за круглыми линзами очков всегда приветливо улыбались.

— Как спалось, пастор? Много хороших снов увидели? — спросила Со Юджин.

Всю дорогу в суд пастор Чхве сидел погрузившись в свои мысли и только после вопроса Юджин, словно очнувшись, наконец заговорил:

— Скажите, прокуратура уверена, что суд вынесет решение «виновны»?

Вопрос ее малость озадачил, и она призадумалась. С прокурором она пересекалась всего пару раз, однако особо не тревожилась: к делу он подошел бесстрастно, хотя на его непроницаемом лице порой и проскальзывало некоторое раздражение. Со Юджин взглянула на пастора:

— Думаю, да. Дети действительно пострадали, нет оснований сомневаться в их показаниях. Кроме того, свидетели…

Пастор молча закивал. В сердце Со Юджин закрался холодок. Она еще не успела понять, к чему он клонит, как пастор Чхве заговорил: