Суровые дни

Но не только огромные потери подрывали боевую мощь колчаковской армии. Если раньше только отдельные солдаты переходили на сторону большевиков, то ныне перебежчики насчитывались десятками и сотнями. А у селения Кузминовская, перебив офицеров, сдался полк, сформированный из украинцев и носивший громкое наименование «Курень имени Тараса Шевченко». Солдаты бывшего куреня в телеграмме Ленину заявили, что с честью умрут на холмах Урала за Советскую власть.

Слухи о крупном наступлении большевиков дошли и до Парижа. Сперва этому не поверили, а потом не на шутку встревожились. Французский посол Реньо получил шифрованную радиограмму: «Надо выяснить обстановку, заверив правительство Колчака, что оно может по-прежнему рассчитывать на всемерную помощь Антанты. Взамен этого Колчак должен подтвердить, что после победы он сохранит в России демократические свободы и оплатит долги, сделанные ранее царским правительством».

Надев фрак и цилиндр, тучный Реньо отправился с официальным визитом в резиденцию верховного правителя. Реньо был маленького роста. Все в нем — и фигура, и жесты, и фразы — округло. Рядом с высоким сухопарым адмиралом Реньо казался еще ниже и толще. Произнося заранее подготовленную речь, посол, чтобы не задирать головы, приподымался на носки.

Колчак поблагодарил великие державы за их любовь к русскому народу и заявил, что еще раз готов, даже публично, подтвердить данные им обещания. Далее адмирал заверил посла, что тревоги в Париже необоснованны. Успехи большевиков временны и опасности не представляют.

— Летом, дорогой месье Реньо, мы будем в первопрестольной матушке Москве!

Реньо, прикинувшись простачком, как бы между прочим спросил, справедливо ли утверждение некоторых влиятельных парижских газет, будто Фрунзе и Блюхер — переодетые немецкие генштабисты, нанятые Лениным и получающие огромное жалованье золотом.

— Трудно представить, чтобы полуграмотные люди, не имеющие военного образования, так… — Реньо замялся, но потом закончил: — били ваших генералов.

Колчак отлично знал, кто такие Фрунзе и Блюхер. Но, желая поддержать пошатнувшийся престиж своего генералитета, ответил послу, что такое утверждение соответствует истине.

Когда Колчак и Реньо в конце аудиенции обменивались дружеским рукопожатием, вошел управляющий военным министерством барон Брудберг.

Обычно несколько флегматичный барон был взволнован. На тщательно выбритом испитом, но красивом лице выступили багровые пятна. Застав в кабинете Колчака французского посла, барон сладко улыбнулся и, застыв возле двери, с поклоном пропустил мимо себя месье Реньо. Но только за ним закрылась тяжелая дверь, лицо барона вновь приняло трагическое выражение.

— Армия катится назад. Большевики берут на пополнение старых солдат… Мы боимся этого, как черта… Призываем зеленую молодежь… Фронт трещит…

Лицо барона сморщилось, и он заплакал. Всхлипывая, он вытянул из кармана скомканную листовку:

— Летучая газета красных. Найдена у нашего солдата.

— Сукин сын!

— Уже расстрелян… Почитайте, ваше высокопревосходительство!

Колчак взял смятую грязную бумагу. Она, как видно, побывала во многих руках. Адмирал брезгливо разгладил ее. Сразу бросилось в глаза жирно напечатанное: «Ура! Город Бугульма — наш!!!» Листовка, носящая название «Красный отклик», заканчивалась такими словами: «Трепещи, Колчак, тебя настигает карающая рука!»

Колчак засмеялся, швырнул листовку в плетеную корзинку. Да и как отнестись ему, верховному правителю, облеченному всей полнотой власти, имеющему на своей стороне могущественную Антанту и многочисленную армию, к бахвальству красных агентов? Какую они запоют песенку, когда их самих настигнет его карающая рука? А что это произойдет очень скоро, — он не сомневался, особенно после визита Реньо.

— Мы будем в Москве! — И, похлопав барона Будберга по плечу, добавил: — Выше голову, старина!

Мог ли Колчак в этот весенний день предугадать, что пройдет немного времени — и он, верховный правитель, преданный покровителями, брошенный на произвол судьбы теми, кто еще недавно раболепно сгибали перед ним спины, будет арестован сибирскими партизанами.

Жизнь человека длится годами. За прожитые годы человек успевает сделать многое, хорошее и плохое. А вспомнить обо всем содеянном, оглянуться на прожитую жизнь, посмотреть на нее с вершины, откуда видно все и ничто не скроется, и оценить сделанное мужественно, не обманывая ни себя ни других, — можно в несколько часов. Особенно, если эти часы — последние и жизнь завершится ружейным залпом, и будет этот залп справедливым возмездием за горе, слезы, бедствия и разорение, принесенные родине.

Но пока Колчак по-прежнему верит не столько в божественное предопределение своей миссии, сколько в несокрушимое могущество Антанты. За ее спиной ему не страшны угрозы большевиков.

Накануне Владимир Ильич очень устал. На Красной площади праздновали День всеобщего военного обучения трудящихся, и Владимир Ильич принимал парад. Он ни разу не присел и не ушел с площади, пока, твердо чеканя шаг, не промаршировала последняя шеренга бойцов всевобуча.