Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Во втором абзаце эссе она пишет: «Меня привлекает кэмп, так же сильно и расстраивает»[599]. В версии, опубликованной в «Против интерпретации», она еще больше дистанцирует себя от этого явления: «Меня привлекает кэмп так же сильно, как и отталкивает». Если заменить слово «кэмп» на «гомосексуализм», какое было использовано в рабочем названии эссе, то личный конфликт Зонтаг становится понятнее. Кастл писала: «Она была слишком честна по поводу своей сексуальной ориентации, а коды и шуточки геев были ей не особо приятны». У нее были двойственные чувства к эссе, потому что оно было о гомосексуалистах, то есть о ней самой.

Тем не менее до тех пор, пока это оставалось шуткой, прочитанной Семьей и горсткой амбициозных ценителей культуры, это эссе не представляло никакой опасности. Но как только оно ушло в массы, то стало опасным по другой причине. Если можно было бы выделить какой-либо проект всей жизни Зонтаг, то им бы стало стремление избежать фальши, с которой она идентифицировала себя в подростковом возрасте. Она хотела стать более физическим, настоящим, сознательным человеком. Она хотела «больше видеть, больше слышать, больше чувствовать». А кэмп являлся «пониманием того, что ты исполняешь роль». Кэмп был «в экстремальном варианте представлением жизни в качестве театра». Эту идею до логического конца доводил Энди Уорхол. Он боялся людей и был за дегуманизацию.

«Я ХОЧУ БЫТЬ ПЛАСТИКОМ»[600], – ГОВОРИЛ ОН.

И «Я ХОЧУ БЫТЬ МАШИНОЙ».

А ВОТ СЬЮЗЕН ЭТОГО НЕ ХОТЕЛА.

Спустя 10 лет в эссе «О фотографии» Зонтаг опишет то, как люди превращаются в изображения, как индивид сублимирует в представление об индивиде, как изображение и представление – метафора – становятся сильнее человека или предмета. Она напишет о том, «насколько допустимым стали ситуации, когда фотограф между фотографией и жизнью выбирает фотографию». Эта техника исследования была отработана в эссе «Записки о кэмпе», при помощи которой она в игривом тоне пыталась найти современное название феномену, который описал еще Платон. «Кэмп видит все в кавычках. Не лампа, а «лампа», не женщина, а «женщина». Можно ли найти лучший пример кэмпа, чем разницу между Сьюзен Зонтаг и «Сьюзен Зонтаг»?

Через несколько месяцев после публикации эссе, в феврале 1965-го, Сьюзен оказалась в Elaine’s. Это было модное среди знаменитостей место в верхней части Ист-Сайда, известное посредственной едой, брутальными ценами и неизменным гламуром. Владелица заведения Элейн Кауфман рассаживала гостей согласно своему собственному понимаю их культурной значимости. Пару пробравшихся мимо метрдотеля туристов и зевак помещали в заднюю комнату, называвшуюся Сибирью. Круглые столы у двери предназначались для посвященных. Однажды вечером Сьюзен ужинала там в компании Леонарда Бернстайна, Ричарда Аведона, Уильяма Стайрона, Сибил Бертон и Жаклин Кеннеди.

Сьюзен познакомилась с молодой вдовой убитого президента Жаклин через комика и режиссера Майка Николса. Жаклин (которую часто рисовал Уорхол) была начитана, увлечена всем французским и всего на три года старше Сьюзен. Жаклин пригласила Сьюзен и Николса к себе домой, где горевала по убитому мужу[601]. Сьюзен была поражена роскошью квартиры, в которой было 13 гостиных. «Не забудь свои сигареты, потом уже никогда не найдешь», – заметила Зонтаг своему другу. Ее поразило то, что скрывалось за общественной маской Жаклин, и Сьюзен рассказывала, что Жаклин ругалась, постоянно повторяя слово fuck[602].

У Сьюзен ушло некоторое время на то, чтобы понять правила нового мира. Вскоре после выхода в свет «Записок о кэмпе» Сьюзен пригласила к себе домой Мареллу Аньелли. Марелла была родом из аристократической семьи, и ее муж был главным акционером и исполнительным директором компании Fiat. Швейцар направил гостей на 15-й этаж. Подходя к лифту, Сьюзен поняла, что не спросила номер квартиры. Повернувшись к швейцару, она поинтересовалась: «А какой номер квартиры?» Спутники Сьюзен рассмеялись, и один из них спросил: «Ты думаешь, что жена владельца Fiat живет в 15G?»

Однажды вместе с тусовщиками-друзьями Сьюзен подъехала на лимузине к известному ночному клубу. На улице стояла очередь, но после того, как один из ее приятелей шепнул что-то охраннику на входе, их незамедлительно впустили.

«ЧТО ТЫ ЕМУ СКАЗАЛ?» – СПРОСИЛА ПРИЯТЕЛЯ УДИВЛЕННАЯ СЬЮЗЕН.

«Я СКАЗАЛ, ЧТО МЫ СО СЬЮЗЕН ЗОНТАГ», – ОТВЕТИЛ ТОТ[603].

Сьюзен было 31 год, когда вышло ее эссе «Заметки о кэмпе». «В одночасье Сьюзен Зонтаг, критик и эссеист для журналов с небольшим тиражом, философствующий новеллист и профессор колледжа, стала товаром – культовым персонажем среднего эшелона», – писала Нора Эфрон в 1967 году.