Существование и форма. Часть 2

Способность абстрагирования для этого способа мышления определяется его способностью представления себя разными «формами мысли», которые «считываются» с окружающих человека «форм жизни». Перед нами – та самая способность «быть другим», которая определяется уже привычкой (даже навыком) мыслить себя не в качестве существования мыслью (как у Декарта), а в качестве любого способа существования, который мышление адаптирует к собственным способностям мыслить. Для этого способа мышления «быть птицей» уже означает разработку принципов и правил существования птицей, которые выявляются из длительного наблюдения за повадками птиц и их поведения в разных условиях и обстоятельствах.

Этиологические рассказы первобытных народов проникнуты богатейшей информацией о флоре и фауне тех регионов, в которых они проживают. При этом не остается никакого сомнения, что актуальность этих наблюдений имеет характер не формального знания, а в качестве характеристики социального этоса, который этим знанием оперирует и которым описывается. Иными словами, для этого мышления мир – это сам порядок, т.е. набор символических значений или «метафор, которыми мы живем» (Дж. Лакофф). С их помощью определяется смысловое поле культуры, прочитываемое уже в самых общих очертаниях традиции, очерчивающих контуры общества как осмысленного целого.

Традицией определяет себя «видящее мышление» и «видение» – его естественный способ «быть», т.е. мыслить сущее, из которого (как «формы» или способа) и выводится существование, мыслимое как закон. Сам способ существования и образ жизни человека определятся этой способностью «видеть» и создавать себя в формах видимого в качестве «бытия другим». Таковы первые модели «проективного» мышления, которые определяются в антропологии термином «тотемизм».

Глава 3

Ж и в о т н о е

Исходным основанием мировосприятия и первичным условием формирования культурной традиции является комплекс отношений человека с вмещающим ландшафтом. В архаическом сознании человек, по определению В.Н. Топорова, есть «особая ипостась или инобытие места, характеризующееся, условно говоря, «активностью», а место – особая ипостась человека, разыгрывающего на новом уровне идею места сего и являющегося как некий дух места, как его персонификация».3 Исходной характеристикой своего места выступает его обусловленность «кормящей» функцией, а идеологической основой «причастности месту» – материнский комплекс «кормящего ландшафта».

Этот базовый уровень социально-экологической организации целиком определяется со-отношением человека и ландшафтной среды, представляющей совокупность жизненноважных и культурнозначимых для человеческого существования объектов внешнего мира. На этом уровне культура выступает, прежде всего, в своей адаптивной функции. Именно вмещающему или «кормящему» ландшафту принадлежит активная роль в оформлении человеческого мира: в усвоении первичных навыков практической и хозяйственной деятельности, в развитии технологий и связанных с ним программ и стратегий жизнедеятельности.

Ландшафт и культура

В исторически достоверных моделях культуры воплощаются типологически различные формы социального ландшафта, которыми организованы во времени и в пространстве локальные «жизненные миры». Во всех доходящих до нас сведениях о культурном прошлом самых разных обществ в той или иной форме освещаются динамически развертывающиеся процессы онтогенеза. Они закрепляют в качестве культурных моделей разные способы, формы и типы отношений к объектам окружающего человека мира. Более того, каждый из них представляет собой вполне автономный, т.е. самодостаточный «мир», располагающий собственным набором правил и принципов жизнедеятельности. В их рамках происходит формирование разных языков и разных онтологий, которые представляют по существу разные формы этиологий.

Ценностные порядки всецело конвертированы в эти отношения и выражаются в конвенциональных системах пересекающихся и взаимообусловленных языковых кодов. Даже нормы социального поведения ассоциированы в них с теми или иными формами и стилями «животного» поведения и привязаны к ним как к «социальным моделям». Ими определяются и самые общие критерии оценки черт личности и характера каждого отдельного человека. Они же оформляются и в качестве культурных стереотипов и типовых репрезентаций социальных статусов и ролей. Первобытная характерология целиком считывает их с образов животных и растений, которым придается та или иная социальная интерпретация и отводится то или иное место в многоуровневом наборе социальных конфигураций и соответствующих им «перцептивных комплексов». Иными словами, социальный этос представляет собой модель текста, в котором каждому типу соответствует тот или иной стереотип, предполагающий связанные с ним способы восприятий и обусловленные ими модели интерпретации.