Карлотта взяла Ким на руки и прижала к старушке.
– Ким – тот еще неугомонный монстр, – с улыбкой сказала Карлотта. – За ней придется следить, если она возьмет в руки карандаши.
Ким внезапно почувствовала на своей щеке нежный поцелуй с запахом сирени. Она испуганно подняла глаза.
– Какие красивые дети, – сказала миссис Дилворт.
Джулия поцеловала бабушку и почувствовала, как ее горячо обнимают.
– Что ж, – произнесла миссис Дилворт, подмигивая, – остался ты, Билли.
Билли стоял неподвижно, не зная, отступить или подойти ближе. И вдруг почувствовал, как его обнимают две тонкие теплые руки.
– Моя машина внизу, – прошептала миссис Дилворт. – Такая же старая, как и я. Но места достаточно.
– Что за машина? – пролепетал Билли.
Миссис Дилворт повернулась к сопровождающей.
– О, Хетти, скажи сама.
– Седан «Паккард» 1932-го, – ответила медсестра несколько повелительным тоном.
– Ух ты! – прошептал Билли.
Карлотта так беспокоилась, что ее дети будут жить в тех самых комнатах, где ее мучили, что даже не заметила, как уже провожала всех в коридоре. Она легонько поцеловала мать в уголок рта. Почувствовала хрупкость костей, легкую дрожь в руках. Казалось, в каждом вдохе пожилой женщины ощущалась смертность.
Внезапно дом в Пасадене обрел реальность. Это было всего лишь поместье с розовыми садами и живыми изгородями. Ужас был не там, не в физическом пространстве, а внутри, в ее чувствах, и они принадлежали маленькой девочке, которой, возможно, больше не существовало.
Карлотта нежно поцеловала детей на прощание.
– А мамочка не с нами? – спросила Ким, пока они медленно шли по коридору, миссис Дилворт держалась за руку Карлотты.
– Скоро, Ким… – сказала Карлотта. – Я приеду скоро.
– Господь будет к тебе милостив, Карлотта, – сказала миссис Дилворт. – Не оставляй веры в исцеление.
Карлотта обернулась со слезами на глазах, когда вся ее семья вошла в лифт и двери начали закрываться. Она даже не заметила, как Джули помахала ей рукой.
В ту ночь Карлотта не могла уснуть. Она нервно расхаживала по комнате. По этой гибридной комнате, так странно похожей на ее собственную, с необычным запахом, такой чужой и со странным светом от далеких люминесцентных ламп через полупрозрачное стекло. И все же это ее кровать, ее шкаф, ее ковер, ее ночной столик. Как будто все, кроме самого кошмара, было перенесено в закрытое крыло университета.
Карлотта перестала писать. Всегда наступает момент, когда лучше не писать, не выражать, а держать в себе. Ведь, если выплеснуть это наружу, можно открыть дверь другим, более глубоким вещам, где разум кружится, барахтается, как перышко, падающее в бесконечную черноту.
Затем она почувствовала
Каким-то необъяснимым образом
Женщина позвонила доктору Кули.
Доктор Кули вздрогнула, просыпаясь. Она посмотрела на монитор, настроилась и увидела только плечо и голову Карлотты в нижней части кровати. Кули завернулась в лабораторный халат и постучала в дверь.
– Миссис Моран? С вами все в порядке?
Карлотта открыла дверь. Доктор Кули сразу поняла, что она на грани истерики. Она оказалась в этом состоянии за те полдня, в течение которого ее мать пришла и ушла.
– Пожалуйста, проходите, – пригласила Карлотта.
Доктор Кули вошла. Она почувствовала неприятный запах. Что-то, похожее на запах готовящейся пищи. Очень странный запах.
– Я почувствовала
Можно было не спрашивать кого. Доктор Кули чувствовала напряжение в комнате. Возможно, оно исходило от Карлотты. Почти осязаемое, электрическое напряжение.
– Когда?
– Пару минут назад. У окна.
Доктор Кули подошла к окну. В прозрачном сиянии неясные очертания грязи и пузырьков на поверхности тянулись к стеклу, как руки. Она задернула шторы.
– Должно быть, здесь правда тяжело спать, – сочувственно сказала доктор Кули. – Идущий через эти окна свет образует очень странные узоры.
– Я
– Чего
– Теперь все иначе, доктор Кули…
– В каком смысле?
– Я боюсь, доктор Кули. Я боюсь за всех нас.
26