Сущность

– А знаешь, что в прошлом семестре делали на факультете театрального искусства? – продолжил Осборн, яростно намазывая масло на хлеб. – Трахались на сцене. Да-да. Трахались. Черт, если бы я знал, что на это ходят смотреть…

Осборн отхлебнул чая. Его кадык дрогнул. Он до сих пор выглядел взволнованным.

– Фрэнк, – мягко произнес доктор Вебер. – Это фарс, причем опасный. Ты должен вести себя как лидер. И все прекратить.

– Я должен следовать решению совета.

– Я не могу понять твоего упрямства, Фрэнк.

Осборн резко повернулся, но затем опустил взгляд и принялся нарезать лосося.

– Просто мне не нравится, когда на меня давят, Генри.

– Ой, да ладно.

– Ты уже три недели ноешь мне на ухо, и мне это надоело. У ребят есть полное право вести эксперименты. Тут творятся вещи намного хуже.

– Но эта публичность, Фрэнк…

– Это я и назвал «давлением», Генри. Я знаю, кто слил историю прессе. Этим ты навредил только себе. Я не люблю дешевые трюки.

Осборн начал смахивать крошки с коленей.

– Я не знаю, как это произошло, – искренне сказал доктор Вебер. – Но в любом случае, я вижу, что проиграл.

– Давай закроем тему.

Доктор Вебер ел, не чувствуя вкуса. Он думал, куда ему теперь податься. Ситуация была безвыходной.

Прошло два дня. Крафт и Механ регулярно проверяли оборудование на мостике, с которого можно было увидеть Карлотту в двадцати футах внизу, в ее доме-двойнике.

Казалось, она их не слышала, хотя и знала, что ее сверху из темноты записывают мониторы и различные сканирующие устройства.

Больше всего Крафта интересовала двухимпульсная голография – лазерная система, которая позволяла создавать трехмерное изображение, а после разработки и передавать его на смотровую площадку в темноте. Это означало, что любое явление, любое событие можно было воспроизводить снова и снова в полной форме и цвете, но в миниатюре, на крошечной площади в три квадратных фута. Что еще важнее – двойная пульсация была особенно чувствительна к изменениям в фотографируемом объекте и охватывала не только спектр видимого света, но и проникала в ультрафиолетовую и инфракрасную области.

Однако ни на одной из записей за 24 часа не было ни малейшего намека на то, что в помещении был кто-то, кроме женщины, чье терпение подходило к концу и чьи мысли, согласно ее дневнику, начали мрачнеть от дурных предчувствий.

Ночью Карлотта проснулась и увидела, что вокруг темно. Она бормотала в полудреме, не понимая, что находится в университете.

Комната была такой странной. Она была ее и не ее. Искаженная реальность. Карлотта чувствовала себя так, словно находилась во сне, когда бодрствовала, и бодрствовала, когда находилась во сне. От этого кружилась голова, словно она зависла на вершине американских горок, и ей это не нравилось.

Было очень тихо. Из глубины здания доносилось жужжание кондиционера. Странные формы и тени в ее спальне создавали из темноты причудливые скульптуры. Карлотта лежала на широкой мягкой кровати, не в силах уснуть.

Она встала с постели, надела тапочки и позвонила доктору Балчински.

– У меня все хорошо, – сказала она, – только я не могу заснуть. Можете дать мне снотворное?

– Лучше не надо, – ответил доктор Балчински. – Но я могу отправить вам успокоительное.

– Большое спасибо. Простите, что беспокою…

– Что вы. Это моя работа.

Через полчаса вошла доктор Кули с маленьким стаканом воды и успокоительным. Она наблюдала, как Карлотта проглотила капсулу.

– Хотите что-нибудь почитать? – спросила доктор Кули.

– Не смейтесь, но я люблю читать только вестерны. «Открытый простор», например.

– Тогда принесем вам вестерн, – пообещала доктор Кули.

Она внимательно наблюдала за Карлоттой. Доктор Кули разрывалась между сочувствием к женщине и осознанием того, что план сработал – Карлотта возвращается к своему прежнему эмоциональному состоянию, поэтому и значительно возрастает вероятность психоактивности.

Крафт и Механ наблюдали за происходящим на экране в темной комнате для наблюдений.

В этой маленькой пристройке они лежали на раскладушках, установленных под нависающими экранами. Повсюду вокруг, на полках, крючках и маленьких металлических подносах, были разложены провода, диоды, транзисторы, эскизы и чертежи.

Когда доктор Кули ушла, они наблюдали, как Карлотта снова легла в постель. Ее глаза снова привыкли к темноте, и успокоительное начало действовать. Она расслабилась, в ее разум проникла усталость, все стало притупленным, но уютным.

Из какой-то внешней точки внутрь проникал свет, создавая неясные тени на дальней стене.

Там ей мерещились странные фигуры. Кролики. Гуси. Ящерица. Ящерица с раскосыми глазами. Толстые чувственные губы… Двигающиеся на нее…

Карлотта закричала.

– Вы в порядке? – спросила доктор Кули.

За ней стояли Механ и студент, которого Карлотта раньше не видела.

– Нет, нет… Я… Я… Где я?

– Вы в университете. Я доктор Кули.

– О господи!

Доктор Кули присела на край кровати. Она потрогала лоб Карлотты. У нее поднималась температура.

– Хотите, чтобы я осталась с вами? – спросила доктор Кули.

– Нет. Достаточно того, что вы рядом… Простите.