Пальмы проплывали мимо в ночи, словно во сне. Все спали. Свет не горел. Стояла неземная тишина даже по меркам Пасадены. В одном из длинных домов, прилепившихся к изящному поместью, жила ее мать. Теперь чужая, худая, забальзамированная собственным самоотречением и страхом. Примет ли она Карлотту? Как и ее незаконнорожденных детей? Или закричит, будто к ней пришли легионы самого демона, и хлопнет дверью? Наверняка возраст смягчил ее, склонил к милосердию…
Но чем ближе подъезжала Карлотта, узнавая все больше и больше аллей, садов, пейзажей, тем больше вспоминала. Мучительные видения об искореженной механической кукле, борющейся за свою жизнь. Как она могла привезти своих детей в этот дом? Пожертвовать всем, чем стала, чему научилась на собственном горьком опыте? И во что превратилась ее мать? В сломленную, униженную женщину? Озлобленную, увядшую старушку с седыми волосами и подозрительным взглядом? Не лучше ли оставить прошлое в тени? Чем оно теперь поможет? Ее глаза налились тяжестью и влагой к тому моменту, как Карлотта повернула машину и сбавила скорость, а затем она увидела дом.
Большой и угрюмый, пригвожденный к земле колоннами и массивными крышами, он стоял таким, каким и остался в ее памяти. Но более странным, более призрачным. Единственный свет горел там, где должна быть кухня. Ее мать сидела там одна? Над домом зловеще мерцали звезды. «Он стал причиной всему», – подумала Карлотта. Все в ее жизни, каждое решение, где бы они ни была, начиналось в этом доме. Здесь родители создали ее, а затем переделывали до тех пор, пока не убедились, что она соответствует их видению. И теперь она вернулась обратно. Разве это не доказательство того, что они победили? Мертвец выиграл. Живой мертвец – тоже. Теперь, преследуемая собственным кошмаром, Карлотта сбежит обратно в мир теней, который ненавидела. Исчезнет, искорежится и перестанет с ним бороться.
Отчаянно крутанув руль, не сознавая, что делает, Карлотта резко развернула «бьюик». Дом отдалился. Исчез. Знакомые улицы растворились. Пропали. Карлотта почувствовала, что ей стало легче дышать, когда они проехали по насыпи старого шоссе и свернули на скоростную полосу, выезжая из Пасадены в последний раз.
Руки Карлотты крепче сжали руль. Она поехала в сторону Санта-Моники, выехала в западном Лос-Анджелесе и заехала в промышленный район. «Жизнь марионетки хуже, чем смерть», – заключила она про себя. Приближались знакомые деревья и аллеи, выходившие на Кентнер-стрит. Она проехала последний квартал.
– Эй, мам, – сказал Билли, спросонья потирая глаза. – Я думал, мы едем в Пасадену.
– Не в этот раз.
– Я хочу в Дену, – сказала Ким.
– Шшш, – предупредил Билли. – Не зли маму.
– В Дену, – заныла Ким.
– Шшш, – повторил Билли.
Девочки начинали нервничать. Это можно было почувствовать. Словно холодная волна электричества. Билли тоже заерзал. Карлотта увидела, что городская бригада перерубила все деревья на Кентнер-стрит посередине. Остался лишь ряд странных стволов с белыми верхушками, а ветви сложили в огромные кучи в канаве, отметив красными флажками и веревками.
– Господи боже, – воскликнула Карлотта. – Вы посмотрите. Они вырезали всю улицу.
– Почему деревья срубили? – спросила Джули.
– Половину деревьев, – поправил Билли. – Верхнюю половину. Наверное, деревья были заражены или типа того. Выглядит тупо.
Карлотта затормозила. Перед ними замаячил дом. За крышей, темным силуэтом вырисовываясь на фоне голубых, серых и розовых волн утреннего неба, угрожающими группами возвышались пальмы. Это был уже не тот уютный дом, каким он был неделю назад. Длинные тени расходились от него в сторону Карлотты. Детали терялись во тьме.
– Кто знает? – пробормотала Карлотта. – Я уже ничего не понимаю.
Они занесли все вещи в дом.
Там было душно. И очень тихо.
– Открой окно, ладно, Билл?
На кухонной стойке мухи лениво ползли по забытому печенью.
– Ну и бардак! – досадовала Карлотта.
Ночь была холодной. Снаружи шелестели листья. Поднимался ветер.
– Эй! – раздался голос Билли из его спальни. – Мое радио сломано!
– Твое что?
– Валяется разбитое на полу!
– Наверное, упало, – ответила Карлотта из кухни.
Карлотта полезла под раковину за каким-нибудь моющим средством. Черт! Насекомые. Она вытащила мыло и закрыла дверцу. Билли вошел из гостиной, держа в руках пластиковые детали, проводку и несколько металлических решеток.
– Боже, мам, – заныл он. – Я сам его сделал. Помнишь? В седьмом классе. А теперь ему кранты.
– Ты не сможешь собрать его заново?
– Нет, – безутешно ответил он и вышел из кухни с удрученно опущенными плечами. – Его будто кто-то разломал.
Карлотта открыла кран. Он закряхтел, зашипел и выдал воду. Сначала мутную. Затем она стала теплее. Поднялся пар. Стекла начали покрываться тонкой, призрачной пленкой. На улице становилось холоднее.
Из спальни донесся шум ссоры Ким и Джули.
– Как же мне надоело! – выругалась Карлотта себе под нос.
Она повернулась. Стакан сверху прокинулся и разлетелся по ее руке дождем осколков.
– Черт, – сказала Карлотта вполголоса. В доме вдруг стало тихо. Сердце в груди заколотилось.