Сущность

Шнайдерман закурил сигарету, выдохнул облако дыма и снял пиджак. Закатал рукава, обнажив мускулистые предплечья. У него была превосходная память. Весь визит отпечатался до последней детали. Он все записал в черную папку, подписав ее именем.

Вдалеке другой человек корпел над несколькими большими текстами, столь же безразличный к Шнайдерману, как и Шнайдерман – к нему.

Они сидели в огромной старой библиотеке с плиточным полом и деревянной резьбой на дверях и лестницах, ведущих на верхние этажи. Было тихо. Поздним вечером в этом крыле медицинского комплекса почти никого не было. Шнайдерман встал, поставил ногу на стул, наклонился и просмотрел, что записал.

Она обратилась сама. Не домохозяйка с неудавшейся карьерой. Не секретарша с ожирением, чье одиночество переросло в переедание или булимию. Другие пациенты Шнайдермана вылетели из головы. Он почти не мог поверить в то, с чем столкнулся. Доктор хотел пока поработать над этим сам, обдумать перед тем, как рассказать другим. Он дрожал от волнения.

Шнайдерман достал книгу с верхней полки и отнес обратно к столу. Одновременно зрительные, тактильные, слуховые и обонятельные галлюцинации – большая редкость. Скорее всего, это проявление либо психоза, либо истерического невроза. Шнайдерман был доволен, что смог успокоить Карлотту, унять истерику и дождаться, чтобы она не пошла на контакт. Он добился от нее связной речи, хотя сомневался, что это возможно, когда впервые увидел ее, потерянную и беспомощную, стоящую посреди кабинета.

Он знал, что ему предстоит много работы. Придется поискать в классических исследованиях наиболее полные описания таких множественных галлюцинаций. Затем он сверился со своими записями. Ее голос звучал безжизненно, когда она описывала нападения, будто они произошли с совершенно незнакомым человеком. Следовательно, имела место диссоциация. Возможно, обычная истерия. В остальном ее эго казалось нетронутым – она вернулась в реальность, когда он ее успокоил.

Следующий вариант – психоз. Галлюцинации были настолько сильными, а бред – настолько поглощающим, что она потеряла связь с реальностью. Но чем дольше она говорила, тем больше успокаивалась, тем более рациональной становилась. Он решил повременить с этим диагнозом до тех пор, пока не узнает больше о ее истории. Признаки психоза и шизофрении обычно проявляются к двадцати годам.

Его любопытство росло, вызывая беспокойство. Психическое насилие части над целым, попытка реорганизации в новую констелляцию. Но зачем? Почему именно сейчас, в тридцать два года? Перед ним открывался широкий простор, неизведанный континент, и ему не терпелось начать.

Теперь, когда он был один в библиотеке, ему вдруг пришло в голову, что на большее он и не мог надеяться. Лечить сломленных и больных в области, которую он глубоко уважал, еще и в наилучших условиях – на ум сразу пришел образ отца. Сморщенный, подавленный человек с пропахнувшими чистящим средством руками. «Что это, если не милость Божья? – подумал Шнайдерман. – В чужом городе, среди незнакомых людей найти то, что перекроет все эти мысли».

Он потер глаза, закрыл учебники и выбросил стаканчик в мусор. Заставил себя сосредоточиться на пациентке, но из-за усталости мысли разбегались, без толку перетекая одна в другую. Он взял папку и вышел из библиотеки.

Одиночество психиатров-ординаторов – секрет для всех, кто не связан с профессией. Изоляция, пустые официальные коридоры, безвкусные залы для семинаров и чисто профессиональные отношения, а конкуренция не отпускает ни на минуту. Когда Шнайдерман шел по пустынному двору с выключенными фонтанами, шум города жутко отзывался в ночи. Он шел в свою квартиру, думая только о Карлотте Моран.

Билли склонился над ее плечом. Он прикоснулся к ее коже маленьким полотенцем, смоченным перекисью. Ее шея была испещрена нежными розовыми полосками, будто порезанная невидимым когтем.

– Чудо, что ты жива, – сказал Билли. – «Бьюику» досталось.

– Ты сможешь его починить?

– Да. Наверное. Если докупить детали. Вентилятор просто развалился.

Карлотта вздрогнула, когда он коснулся рваных ран у нее за ухом. В зеркале на его лице отразилась нежная забота. Она наблюдала за ним, а позади него было видно, как через открытое окно уличные фонари заливают пустырь ярким светом. Рядом высились желтые сорняки, шелестя на ночном ветру.

– Сколько все это будет стоить? – спросила она.

– Парочку сотен.

– Которых у нас нет, – простонала Карлотта.

Девочки стояли и наблюдали из проема двери. Их глаза горели от удивления.

– Доктор тебя обидел? – спросила Джули.

– Нет, милая, что ты. Вовсе нет. Мамочка просто с ним поговорила.

– Ты пойдешь снова? – спросил Билли.

– Завтра. После курсов.

Она жестом попросила Билли остановиться, а затем встала.

– Слушайте, дети, – сказала Карлотта, – на столе визитка. Там есть номер клиники. Если что-то случится – звоните. Ладно? Врача зовут, – она посмотрела на визитку, – Шнайдерман.

Ким рассмеялась из-за глупой фамилии.