Сперва он не понял, что это именно Гаара, что это энергетика альфы возвращает его к жизни, что это он шепчет ему какие-то бессвязные, но такие нежные и чувственные слова, и тогда он будто очнулся, осознал все, понял, что поддался депрессии, собственным страхам, внушил себе одиночество и отрешенность, сделал выбор в пользу безумия, потому что считал, что так будет легче, что так он быстрее сможет забыть и никогда не вспоминать, но альфа заставил его вспомнить, что он все ещё нужен, что его жизнь имеет ценность. Позже Сай думал над своим поведением и не мог его понять, списывал все на шок после ментального и физического насилия, после потери ребёнка, но ответа на свои вопросы так и не получил, а после он начал раскрываться.
Говорить было тяжело, он помнил все слова, понимал их значение, но они причиняли боль горлу, фантомную, как говорили некоторые врачи, потому что горло у него действительно было повреждено, и первый месяц говорить ему запрещали, а после он просто позабыл, как это делать, но он старался, боролся с болезнью, и победил. Нет, они вместе, вместе с Гаарой победили, и в ту ночь, когда его сущность звала альфу, когда разум сопротивлялся, а сердце тянулось, когда он зажмуривал глаза и заставлял себя лежать неподвижно, тело предавало его, а ласки альфы терзали не хуже бесов Преисподней, но когда Гаара сказал те слова, когда он признался в любви, когда позволил почувствовать её, он понял, что глупо бежать от самого себя, от своих чувств и своих желаний, он раскрылся, выбрался из сферы отчуждения, смог вновь почувствовать себя живым. Гаара ему помог, и он считал, что болезнь, безумие, ожидание, страх, припадки, все это осталось в прошлом, но сейчас… сейчас он сомневался в своих выводах. Вполне возможно, болезнь просто отступила и теперь, когда он, несмотря на все свои тайны, был счастлив, носил под сердцем ребёнка от любимого человека, просто жил, вернулась, чтобы вновь ввергнуть его в пучину безумия, страха и отчаянья. Но сдаваться нельзя – так решил Сай, в одиночестве он не сможет победить болезнь, не сможет отбросить свой страх, не сможет выносить свое дитя. Ему снова нужен Гаара, только теперь он это понимает, теперь он не будет бояться просить помощи, теперь он не сам, теперь он не потеряет своего малыша.
Бросив деньги на столик, Сай спешно покинул кафе, решительно направляясь к автобусной остановке. Да, предчувствие никуда не делось, он все ещё ощущал на себе посторонний и целенаправленный взгляд, все ещё по его телу скользила неприятная, липкая, мерзка дрожь, биополе противилось, казалось, невидимому ментальному давлению, а к горлу подкатил тугой ком, перебивая дыхание, но он все равно шел, не останавливаясь, не оглядываясь, не смотря по сторонам. Только вперед. Быстрее. Неприметнее. Затеряться. Вскочить в автобус и уехать из этой части города. Ему это под силу. Он сможет. Болезнь – это всего лишь результат стресса, шок пережитой потери. Он не может быть безумен. Гаара понял бы, его Истинный почувствовал бы, если бы это было так – Сай только теперь это осознал, а Гаара лишь успокаивал, когда ему снились кошмары, обнимал, заверял, что все в порядке, что сон уйдет вместе с ночью, а после рассветы принадлежали им двоим, их страсти, их любви. Значит, причина его состояния в чем-то другом, что-то другое, не болезнь, не мнимость, не стресс, рождает этот страх, который скользкими кольцами сворачивался у него внутри. А сущность уже не шептала, она кричала, и этот крик не мог заглушить даже шум города.
- «Обернись!» - Сай вздрогнул, поскольку окрик был слишком реальным, чтобы походить на иллюзию или галлюцинацию, и обернулся. Все это заняло у него секунду, а после на его шее сомкнулось что-то цепкое, тонкое и холодное – пальцы, вторая рука зажала рот, а над ним сомкнулись крыши соседних домов, между которыми был тупиковый переулок. От страха свет померк перед глазами, и отчетливым, осязаемым, ярким осталось только одно – запах альфы.
========== Глава 31. Часть 2. ==========
Сай оцепенел, замерев в крепких, сильных, сжимающих его тело руках, прикосновения которых было подобно обжигающему льду. Грудь альфы прижималась к его спине, и он чувствовал сердцебиение мужчины – быстрое, рваное, сильное, эхом пульсирующее в его собственном теле, при этом дыхание человека было абсолютно спокойным, ровным, сдержанным, жарким, неприятно щекочущим волосы и кожу шеи. Но это был всего лишь миг, миг, когда им овладела паника, и когда забытый, загнанный в глубины сущности страх взял над ним верх, напоминая о своем перворождении, о своем истоке, о своей значимости в его жизни, напоминая о тех днях безумия, когда, снедаемый этим самым страхом, он жил в ожидании. И этот миг прошел, сменился осознанием того, что сейчас ему не все равно, что ещё несколько минут назад он решил жить, невзирая ни на что, что он теперь должен жить ради своего ребёнка, должен отбросить свою слабость и, наконец, бороться, даже если эта борьба будет тяжкой и принесет с собой новую волну боли.