Сущность Альфы (СИ)

Сасори не считал, что на Момочи снизошло прозрение, и он почувствовал, что они с Хаку – Пара раньше них самих. Скорее всего, альфа искал кого-то, кто сможет проникнуться к мальчику чувствами, и кому хватит мужества и сил вырвать омегу из его лап, из лап улья, и ставка была сделана на него. Вполне возможно, что в ментальной рулетке Забудза поддался ему, но он сделал это настолько искусно, до конца удерживая маску ублюдка, что в глазах сородичей остался тем самым, беспощадным Демоном, но, в итоге, Хаку обрел свободу. Очевидно, Забудзу не волновало, что будет с мальчиком после, скорее всего, он надеялся на то, что он, Акасуна, позаботится о своем приобретении, но, судя по всему, из виду их не упускал, желая убедиться, что с его сыном все в порядке. Странное проявление заботы со стороны того, кто, в принципе, не знает, что такое семья, да и сам Сасори пока ещё не мог до конца осознать открывшуюся ему правду, но что бы и как бы там ни было, наверное, ему, мысленно, нужно все-таки поблагодарить Момочи Забудзу за то, что тот не отгородился от чувств в своем сердце и стал первым соединяющим звеном их Пары.

- Сасори, - почувствовав волнение, недоумение и отголоски ревности со стороны супруга, Хаку обернулся и тревожно посмотрел альфе в глаза, - что-то случилось?

- Нет, малыш, - Акасуна улыбнулся, отогнал прочь мрачные мысли, оставляя их, как и Забудзу, за своей спиной, а после шагнул к своему омеге и крепко обнял, целомудренно целуя его в приоткрытые губки. – Все хорошо

- Собственник, - фыркнул Хаку, улыбнувшись в ответ и скромно опустив реснички, при этом позволяя запаху альфы, того альфы, который шесть лет был его отцом и четыре хозяином, как и самому Момочи, раствориться в толпе, окончательно отпуская свое прошлое.

========== Эпилог. Семь лет спустя. Часть 4. ==========

Традиционный утренний кофе был безнадежно испорчен, когда раздался звонок, оповещающий о том, что в особняк Узумаки пожаловал ранний гость. В принципе, Курама мог и не отвлекаться от ароматного напитка и свежей, ещё дымящейся выпечки, которую ему на заказ, каждое утро, доставлял курьер из кондитерской Акимичи, но, вздохнув и с тоской посмотрев на завтрак, все же направился в гостиную, уже и так почувствовав, кто к нему пришел. Не то чтобы его настроение улучшилось, когда он вошел в комнату, остановившись на пороге и с едва заметной толикой нежности посмотрев на представшую перед его взором картину, но что-то в этом было, что-то, что уже семь лет к ряду напоминало главе клана Узумаки о том, что он ещё и омега, и отец двух очаровательных малышей.

В большой гостиной именно для тех случаев, когда папы были заняты, но при этом желали уделить внимание своим сыновьям, отвели игровой уголок, устлав пол пушистым ковром и заказав мебель с выдвижными полками, шкафчиками и тумбочками, в которых хранились игрушки, книжки и прочее. Именно сейчас его мальчики, под присмотром младшего папы, копошились на этом ковре, собирая большой пазл, с чем им и помогал утренний гость, то есть Учиха Мадара, усевшись между детьми и заботливо, но не настолько, чтобы посягнуть на гордость маленьких смышленых Узумаки, подсказывая им, какая деталька должна быть следующей. Казалось, ситуация была более чем обыденная, тем более что Мадара был в особняке Узумаки частым гостем, но её соль была в том, что альфа старался уделять равную порцию своего внимания каждому мальчику, обращался к ним обоим словом «сын» и даже смотрел на них одинаково, с нежностью и любовью, разве что первым всегда брал на руки именно своего ребёнка, но после обязательно обнимал и второго.

Малыши, два багряноволосых сорванца, были гордостью Курамы, но не потому, что значились в его медкарте, как разнояйцовая двойня, зачатая от разных альф, а потому, что уже сейчас мальчики были достойны носить фамилию Узумаки, как и хотелось папочке, характером полностью пойдя в него нынешнего. Точнее, у его сыновей, как и было оговорено с их отцами ранее, была двойная фамилия, ради чего, собственно, альфы и настояли на генетической экспертизе после рождения детей, по поводу чего сам Курама лишь головой покачал, соглашаясь, потому что он, как папа, не нуждался ни в каких экспертизах, и без них чувствуя и зная, кто кому приходится отцом и сыном. Брюнеты тоже чувствовали и знали, но, как говорится, что написано пером, то не вырубить и топором, так что требовалось официальное заключение, чтобы, в дальнейшем, дети могли претендовать на свою законную часть наследства своих отцов.