Сущность христианства

Затем он даровал миру своего сына Христа, чтобы чрез него и в нем обрели мы жизнь вечную… Моисей и закон принадлежат к этой жизни, а для будущей жизни мы должны иметь Господа. Лютер. (Ч. XVI, стр. 459). Следовательно, любовь составляет принадлежность христианина, но сам он есть христианин лишь чрез Христа, лишь потому, что верует во Христа. Правда, служение ближнему в какой бы форме, состоянии или призвании оно ни проявлялось — есть служение Богу. Но Бог, которому я служу, исполняя какую-нибудь мирскую или естественную службу, есть только всеобщий, мирской, естественный, дохристианский Бог. Власть, государство, брак существовали еще до христианства и были установлением Божиим, но в них Бог еще не открывался, как истинный Бог, как Христос. Христос не имеет ничего общего со всеми этими установлениями мира, они для него чужды и безразличны. Но именно поэтому всякое призвание или состояние этого мира легко уживается с христианством; ибо истинное, христианское служение Богу есть только вера, а ее можно всюду проявлять. Протестантизм связывает человека только в вере, а во всем остальном предоставляет ему полную свободу, но только потому, что все остальное для веры есть нечто внешнее. Конечно, нас связывают заповеди христианской морали, как, напр., не мстить и т. д., но они имеют для нас значение лишь как для частных лиц, а не как для членов общества. Мир управляется по своим собственным законам. Католицизм «смешал воедино царство мира и царство духа-, т. е. он хотел с помощью христианства властвовать над миром. Но «Христос не для того пришел на землю, чтобы вмешиваться в правление императора Августа и учить его, как он должен управлять». Лютер. (Ч. XVI, стр. 49). Где начинается управление миром, там прекращается христианство — там действует справедливость мира, меч, война и суд. Как христианин, я без сопротивления допущу украсть мой плащ, но как гражданин, я по праву потребую его себе обратно. «Евангелие не отменяет естественного права». Меланхтон. Короче, протестантизм есть практическое отрицание христианства и практическое утверждение естественного человека. Правда, оно также требует умерщвления плоти и отрицания естественного человека; но не говоря уже о том, что это умерщвление и отрицание не имеют уже для него религиозного значения и силы и не оправдывают человека, т. е. не делают его угодным Богу и блаженным — самое отрицание плоти в протестантизме ничем не отличается от того ограничения плоти, которое возлагают на человека естественный разум и мораль. Необходимые практические следствия христианской веры протестантизм отнес в будущую жизнь, на небо, т. е. на самом деле он отрицает их. Лишь на небе прекращается мирская точка зрения протестантизма — там мы уже больше не женимся, там впервые мы совершенно обновляемся; а здесь все остается по старому, «лишь в будущей жизни изменится внешняя жизнь, ибо Христос пришел не для того, чтобы изменять творение». Лютер. (Ч. XV, стр. 62.1 Здесь мы являемся на половину язычниками, на половину христианами, на половину гражданами земли и на половину гражданами неба. Но этого деления, этого раскола или разрыва не знает католицизм. Что отрицает он на небе, т. е. в вере, то же самое отрицает он, насколько возможно, и на земле, т. е. в морали. Требуется великая сила и большая внимательность, чтобы преодолевать то, чем являешься ты от рождения; воплоти не жить по плотски, а ежедневно бороться с собою». Иероним. (Epist. Furiae Rom. Nobilique viduae) «Чем больше ты принуждаешь и подавляешь природу, тем большую благодать уготовляешь ты себе». Фома Кемп. «Мужайся и соберись с силами, чтоб совершать то, что противоречит природе». (Там же, с. 49). «О, сколь блажен человек, который ради тебя, о Господи, отвергает всяческую тварь, насилует природу и распинает желания плоти в жару духовном». (Там же, с. 48.) «Но увы! жив еще во мне ветхий человек, он еще не вполне распят». (Там же, с. 34). И эти изречения вовсе не выражают лишь набожную индивидуальность автора сочинения; они выражают истинную мораль католицизма — ту мораль, которую святые подтверждали своей жизнью и которую санкционировал сам глава церкви при всем своем мирянстве. Из этого чисто отрицательного морального принципа произошло, что внутри католицизма нашли себе выражение грубые воззрения, утверждавшие, что небесное блаженство может быть достигнуто простым мученичеством без всякого импульса любви к Богу. Правда, и католицизм отрицал на практике супранатуралистическую мораль христианства; но его отрицание имеет существенно иное значение, чем у протестантизма: оно является лишь отрицанием de facto, а не de jure. Католик отрицал в жизни, что он должен был утверждать в жизни — как, напр., обет целомудрия — что он хотел утверждать, по крайней мере, будучи религиозным католиком, но чего не мог утверждать по природе вещей. Таким образом, осуществляя естественное право, он удовлетворял чувственность — он был, одним словом, в противоречии со своей истинной сущностью, со своим религиозным началом и совестью. «Увы! жив еще во мне ветхий (т. е. действительный) человек». Католицизм дал миру доказательство, что сверхъестественные принципы христианской веры, примененные к жизни и обращенные в реальные начала, влекут за собой безнравственные, пагубные последствия. Этим опытом воспользовался протестантизм, или вернее, этот опыт вызвал к жизни протестантизм. Поэтому он обратил — в смысле истинного католицизма, но не в смысле выродившейся церкви — незаконное практическое отрицание христианства в закон, норму жизни: если в жизни, по крайней мере, в этой жизни, вы не можете быть христианами, т. е. особыми сверхчеловеческими существами, то вы и не должны быть ими. И он узаконил перед своей погруженной в христианство совестью это отрицание христианства, опять таки, на основании христианства, и объявил его христианским — поэтому не удивительно, что современное христианство стало наконец выдавать за христианство не только практическое, но и теоретическое, т. е. полное отрицание христианства. Если впрочем считать протестантизм противоречием между верой и жизнью, а католицизм единством их, то само собой разумеется, что этим обозначается в обоих случаях лишь сущность или принцип.