Сущность зла

— Ты здоров. С тобой все о’кей. Я вижу. Ты все еще, — она закусила губу, что делало ее невероятно соблазнительной, — видишь дурные сны?

Конечно, я их видел, и она об этом прекрасно знала. Я, однако, оценил ее деликатность.

— Иногда.

Я склонился, поцеловал кончики ее пальцев.

— Но ты не волнуйся. Я здоров. И ни на чем не зациклился.

— Ты бы сказал мне?

— Да, сказал бы.

3

Я лгал.

Если бы Аннелизе удосужилась порыться в моем ноутбуке, который из белого сделался серым — столько сигаретного пепла просыпалось на него, — она обнаружила бы в папке «Работа» файл под литерой Б. Как «Блеттербах». И еще как «брехун».

Шесть букв.

И снова на букву Б: «Бессовестный».

4

Через несколько дней после разговора с Вернером я поехал в Тренто, якобы купить пару дивиди для моей коллекции.

На самом деле я два часа просидел безвылазно в читальном зале университетской библиотеки.

Ни микрофильмов, ни оцифрованных копий: гора пожелтевших газет. Среди этих слоев пыли я нашел лишь несколько намеков на трагедию, случившуюся у Блеттербаха. Тогдашние журналисты сосредоточили внимание на хаосе, который породила гроза. Интервью и статьи описывали в общих чертах то, о чем поведал мне Вернер. Эксперты разъясняли, что за стихийное бедствие обрушилось на регион, а черно-белые фотографии показывали, какой ущерб нанесли вода и грязь.

Общий итог — одиннадцать жертв — вызвал бурную реакцию, которая мало-помалу растворилась в привычном каждодневном ворчании.

Мэр одного из городков был вынужден подать в отставку, и многие члены муниципалитета пытались себя обелить, явившись со скорбными минами на похороны жертв. Службу гражданской обороны превознес до небес президент республики, коротышка с трубкой во рту по имени Сандро Пертини[28]. Он был косоглазым, как мне показалось, но обладал незаурядной харизмой.

Об убийствах — практически ничего.

Аэрофотосъемка ущелья, без Туристического центра, в ту пору еще только задуманного, в стекле и алюминии. Фотография Эви, видимо более фотогеничной, чем товарищи по несчастью. Сухое «без комментариев», повторяемое теми, кто вел расследование (их имена я записал на пачке сигарет). Интервью с Вернером, белокурым, а не седым, без морщин, но с кругами под глазами, который рассказывал об «ужасающей бойне». Через несколько дней — некролог Хелены Шальтцманн. О безумии Ханнеса — ничего.

Хотелось также поискать некролог Гюнтера Каголя в газетах 1989-го, но я уже понял, что это без толку. Да и время поджимало.

Я поблагодарил библиотекарей и вернулся домой к ужину. Жаркое с картошкой. Поцеловал жену, поцеловал дочь, расспросил, чем они сегодня занимались.

Перед сном загрузил в файл все, что раскопал в библиотеке.

Сказал себе, будто я делаю это, чтобы оставаться в форме. Играю в бирюльки. На букву Б.

«Б» как «брехня».

5

«Б» как «Блеттербах».

6

Не отдавая себе отчета, я следовал той же методике, что и в прежних моих работах. Я всегда был привержен рутине.

Записав свидетельство Вернера и постаравшись отразить в электронном тексте весь пафос, заключавшийся в его словах, и все эмоции, какие они во мне пробудили, составив затем безличное описание морфологии, геологии, фауны и флоры Блеттербаха, я принялся за поиски исторических данных, которые помогли бы взглянуть на вещи шире.

Мои исследования начались в тот день, когда Аннелизе с Кларой поехали в Больцано за покупками («Женские штучки, папа». — «Дорогие штучки?» — «Миленькие штучки».), а я посетил библиотеку геологического музея, расположенную в здании Туристического центра Блеттербаха.

Книг оказалось немного, большей частью опубликованных в маленьких издательствах на средства провинциальных спонсоров; чаще всего эти труды были совершенно для меня бесполезны, представляя собой панегирики старым добрым временам, безвозвратно ушедшим в прошлое (без упоминаний, однако, о нищете, царившей в регионе до самых последних лет, и о «Белфасте со штруделем»); но я все равно прочитывал их с жадностью, выписывая абзацы, более всего волновавшие мое воображение.

Лучше всего читались отчеты, часто безграмотные, о самых выдающихся экспедициях Спасательной службы Доломитовых Альп. Часто встречались имена Вернера и Ханнеса. Пару раз попалось и имя Гюнтера. В хвалебной статье с черно-белой моментальной фотографией говорилось и о Манфреде Каголе, которому принадлежала идея центра.

На фотографии Вернер с торжественным выражением лица позировал перед только что купленным вертолетом «Алуэтт». От одного вида ярко-красного ЭК-135 у меня скрутило желудок.

7

В последующие дни я зачастил в один из баров Зибенхоха, «Лили», — заведение, где с деревянных распятий, развешенных по стенам, злобно взирал Иисус; кофе варили скверный и водянистый, а по углам, в пику защитникам дикой природы, были выставлены головы косули, оленя и горного козла.