Сущность зла

— Притянутой за уши? Расистской? Все вместе? Так и есть: это относится и ко всем прочим историям. Местные слухи, далекие от правды. Никто не знает правды о бойне на Блеттербахе. Все только предполагают.

— Насчет него проводилось расследование?

— Никто даже не знал, что с ним сталось, с этим ублюдком. Но слухи распространялись. — Луис забарабанил по подлокотнику кресла скрюченными от артрита пальцами. — Еще есть версия о сведении счетов.

— По поводу чего?

— Наркотиков.

— Наркотиков? — в растерянности переспросил я.

— Опять Маркус.

— Он употреблял наркотики?

— Дело было в восемьдесят пятом, мать у него спилась, сестра уехала в Инсбрук, он ходил в школу в городе и вставал каждый день в пять утра. По мне, так он имел полное право немного покурить той травки, которую я обнаружил даже в комоде у моей дочери Марлен. Командир Губнер устроил ему знатную головомойку, и дело на том кончилось. Но злые языки не угомонились. Парня заклеймили как…

— Но все как один твердили, что он славный парень, — перебил я.

Луис разгорячился:

— Здесь, в Зибенхохе, все обо всех говорят хорошо. Хорошо говорят о Вернере, хотя болтают, будто он уехал в Клес из малодушия, поскольку не желал помогать бедному Гюнтеру. Хорошо говорят и о бедном Гюнтере, вот только когда он принимался выть на луну, все закрывали глаза и затыкали уши. Единственным, кто пытался ему помочь, был Макс, который тем временем стал Командиром Крюном и о котором все говорят даже очень хорошо, верно?

— И о нем тоже…

— Говорили: дескать, подозрительно, зачем Максу навещать Эви и Курта в Инсбруке, тащиться целых семь часов в поезде. Забывали, однако, что Макс ездил в Инсбрук, сопровождая несовершеннолетнего Маркуса. Забывали, что несовершеннолетний не мог пересекать границу без сопровождения. Особенно в те времена. И если ты им это напомнишь, холодную войну, шлагбаумы, обыски всех и каждого, они что тебе скажут? Заговорят о чем-нибудь другом! Болтают еще, что это Верена, невеста Макса, нынче его жена, поубивала троих бедолаг из ревности. Уж такая чушь: Верена росточком где-то метр шестьдесят, Курт повалил бы ее одной рукой. Люди болтают, Сэлинджер, болтают без конца. И чем больше болтают, тем больше лицемерят и выдумывают небылицы.

— Небылицы?

— Ну да. Я ведь еще не изложил тебе мою излюбленную версию, — проговорил Луис с лукавым блеском в глазах.

— Какую?

Старик нагнулся ко мне и понизил голос:

— Чудища. Чудища, живущие под Блеттербахом, в пещерах. Те самые чудища, которые обрушили шахту в двадцать третьем, затопили ее и поубивали всех, кто там работал. Те же чудища, что уничтожили народ фанес. Чудища, которые живут в недрах горы и время от времени, в полнолуние, вылезают на поверхность и кромсают все, что ни попадется им на пути.

Он откинулся на спинку кресла. Облако табачного дыма поднялось к потолку.

Наконец он раззявил рот в беззубой улыбке:

— Ну как тебе пирожок с начинкой из воздуха, Сэлинджер?

2

Поскреби по деревушке с населением в семьсот душ, и найдешь клубок змей.

Тем вечером я зафиксировал то, что мне рассказал Луис, а со следующего дня старался реже заходить в «Лили». Из-за Вернера, но еще и потому, что должен был прокрутить в голове истории, услышанные от Луиса.

И все-таки я не сидел сложа руки.

К моему великому удивлению, у меня появился вкус к плотницкому делу.

Идея смастерить санки для Клары, которую я использовал как прикрытие, обернулась долгими часами, проведенными на заднем дворе в Вельшбодене, где я пытался сотворить что-то пристойное из досок, принесенных Вернером.

Сам Вернер то и дело предлагал мне помощь (он, подозреваю, опасался, как бы я не остался калекой), но я раз за разом отказывался. Хотел все сделать сам.

Мне нравился запах стружек, неспешное скольжение рубанка, выравнивающего края, ломота в спине после пары часов упорной работы. Я даже купил банку эмалевой краски и кисти наивысшего качества, уже предвидя успешное окончание моих трудов. Я намеревался выкрасить санки в красный цвет.

Ярко-алый, огненный.

3

Так пролетел ноябрь. Мы играли в снежки, лепили снеговиков с большими морковками вместо носа, я без конца играл с Вернером в карты и вдыхал запах древесины на заднем дворе в Вельшбодене. Отвечал на электронные письма Майка, но никогда не открывал файлы с видеоматериалами, которые компаньон посылал мне из-за океана. Тотчас же их стирал, словно в них таилась зараза.

Время от времени просматривал файл «Б», рассказ Вернера, легенды о Блеттербахе, местные слухи, о которых мне поведал Луис, и неизменно упирался в пустоту. Пирожок с начинкой из воздуха, не более того, но все-таки отличная история, из тех, что рассказывают у камина, может быть, на Хеллоуин, и я снова и снова возвращался к ней.

Даже раздумывал, что можно было бы еще предпринять, если бы я вдруг решил копнуть поглубже.

Связаться с теми, кто вел расследование, вытащить на свет божий дела, погребенные неизвестно где. Но мысль о том, что Вернер приглядывает за мной, действовала на нервы.

Впрочем…