Сущность зла

Аннелизе мне показывала фотографии этих празднеств и разные видеоролики на «YouTube». Они меня привели в восторг. Я перекрестил праздник в День Южнотирольского дьявола. Что-то вроде Хеллоуина, но более древнего, без сексуальных кошечек, из-за которых нарушается атмосфера. Аннелизе даже обиделась. Это не праздник дьявола, возразила она, это праздник, в ходе которого дьявола изгоняют. Только слепой не увидит разницы. Я повинился и, чтобы не нарушить атмосферы, постарался заслужить прощение всеми способами, но остался при своем мнении.

То, что в конце празднества святой изгонял чертей, казалось мне утешительным финалом, навязанным фильму продюсером, лишенным фантазии.

Я проснулся 5 декабря чуть свет, весь в нетерпении, словно ребенок в преддверии Рождества. Я не мог усидеть на месте. Аннелизе и Клара наблюдали, как я волнуюсь, не веря своим глазам. Я дошел до того, что позвонил Вернеру и спросил, не помешает ли празднику снег. Вернер заметил, что снег уже давно перестал, да и вообще, эка невидаль — снег в этих краях, если я еще не уяснил себе особенности местного климата.

Около шести, когда Зибенхох погрузился во тьму, Вернер постучал в нашу дверь; мы уже были готовы. Я не хотел терять ни секунды.

Весь путь до Зибенхоха Клара, заразившаяся моим энтузиазмом, забрасывала деда вопросами. Он как мог поддерживал в ней интерес. Нет, черти (их называют Krampus) никуда ее не утащат, в крайнем случае вымажут сажей нос. Нет, это не настоящие черти, а местные парни в масках. Нет, что бы там ни говорил этот взрослый ребенок, ее отец, Krampus на самом деле совсем незлые.

— Злые-злые, злющие: поверь мне, пять букв, — прошептал я, заговорщически подмигивая.

— Дочка не верит, — заявила Клара, задрав носик. — Дочка верит шести буквам.

— Мамуле?

— Дедуле.

— И тебе бы неплохо довериться мне, Джереми, — буркнул Вернер.

Я умолк.

Зибенхох был жемчужиной горной архитектуры. Маленькие домики, тесно прижавшиеся друг к другу и к церквушке, за которой простиралось кладбище, девственно-белое под снежным покровом толщиной в добрых пятьдесят сантиметров.

Оттуда и должны были показаться Krampus.

На площади собралась толпа, большей частью туристы, укутанные так, будто им предстояло сразиться с сибирской зимой; они уже приготовили фотоаппараты, чтобы запечатлеть чертей Южного Тироля.

Мы взяли в киоске чашку горячего шоколада для Клары, два пива для меня и для Аннелизе и заняли подходящее место, чтобы насладиться зрелищем.

За церковью угадывалось какое-то движение. Местные парни добавляли последние штрихи к костюмам, мальчишки роились вокруг, бегали, скользили по льду в полном восторге. В окнах начали показываться лица стариков. Ни следа приходского священника: он появится во второй части действа, переодетый святым Николаем, чтобы изгнать страшных Krampus.

— Видишь того человека?

Вернер указал на мужчину с висячими усами, с погасшей трубкой во рту: он сидел на ступенях, ведущих к церкви, и наслаждался зрелищем толпы.

— Того типа в красном берете?

— Этот человек — живая традиция. Krampusmeister.

— Мастер чертей? — спросил я в восхищении.

— Он готовит костюмы. «Krampusmeister» — термин, который мы используем только здесь, в Зибенхохе, и очень этим гордимся. С тех пор как стоит Зибенхох, в деревне есть Krampusmeister.

— Я думал, парни сами их делают.

Вернер покачал головой:

— Nix, Джереми: существуют правила, которые следует соблюдать, традиции. Когда речь идет о костюмах Krampus, нужно учитывать каждую деталь. Иначе он может разозлиться, — заключил он с усмешкой.

— Кто? Krampusmeister? — спросил я, глядя на невозмутимого человека с трубкой во рту: я точно где-то его видел, но никак не мог вспомнить, как его зовут.

— Нет, дьявол.

Я расхохотался:

— Что за глупости.

— Что — глупости, папа?

Я усадил Клару себе на плечи (какая она стала тяжелая!) и показал ей человека с трубкой.

— Видишь того дядю в красном берете, который сидит на ступеньках?

— Папа, а ему не холодно сзади?

— Ему — нет.

— А почему?

— Он, — провозгласил я торжественно, — Krampusmeister. Портной дьявола.

Клара вскрикнула от изумления.

Я подмигнул Аннелизе.

— Да-да, именно так. Он мастерит наряды для чертей, правда, дедушка Вернер?

— У настоящих чертей должны быть рога, причем рога настоящие: барана, козы, коровы или горного козла.

— Их убивают, чтобы получить рога? — спросила Клара.

Впервые за все время нашего знакомства я увидел, как Вернер покраснел.

— Конечно нет. Эти рога… опадают сами.

— Как листья?

— Genau. Именно так. Хочешь еще чашку шоколада, Клара?

— Им не больно, когда рога опадают?

— Они даже не замечают этого. Ты точно не хочешь…

— А что еще должно быть у чертей?

От дальнейшего допроса тестя спас глухой ропот толпы.

Krampus шли гуськом, метрах в двух один от другого. Самый первый нес фонарь, воздев его, как олимпийский факел.

— У него та-а-акие длинные рога, — выдохнула Клара.

Процессия двигалась в ритме марша. Марша медленного, почти похоронного.

Мало-помалу голоса в толпе стихли. Засверкали вспышки, но вскоре и фотографы унялись. Зибенхох погрузился в потустороннюю тишину.