Сущность зла

— Деревней для туристов, каких много. С Блеттербахом вместо пляжей. С аниматорами, одетыми по-тирольски, и пением на фуникулерах. Вот вы — Krampusmeister. Мне бы хотелось начать книгу с человека, который шьет наряды для дьявола.

— Человек, который шьет наряды для дьявола. Мне нравится. Можно, я буду называть вас Джереми?

— Как угодно, но все зовут меня Сэлинджер. Кроме моей матери и Вернера.

— Так тому и быть. Идемте со мной, Сэлинджер.

2

Он повел меня по крутой лестнице в подвал. Там сильно пахло мастикой. Когда Манфред включил свет, я все понял.

В изумлении улыбнулся:

— Здесь рождается волшебство?

— Здесь — ателье дьявола, если перефразировать ваши слова, Сэлинджер.

Огромное помещение, наверное, занимало целый этаж. Почетное место в этом пространстве, было отведено гигантскому столу, на котором были грудами навалены маски и костюмы чертей и стояли самые разные швейные машинки.

Вдоль стен этой колоссальной кладовой высились полки, шкафы и антресоли, битком набитые всякой всячиной.

— Поразительно.

— Я стараюсь использовать традиционные материалы. Как видите, здесь все краски натуральные. Например, синяя — из железа. Ртуть. Серебро. Ничего такого, чего нельзя найти в округе.

— Даже вот это?

Я указал на шкатулку, полную раковин.

— Давайте я покажу вам одно из моих сокровищ.

Он вытащил из шкафа книгу. По виду старинную. Я заметил, что каждая страница забрана в целлофан.

— Что это?

— Записи одного школьного учителя. Относятся к тысяча восемьсот семьдесят четвертому году. Кайзер направил его в Зибенхох. Австро-Венгерская империя пеклась об образовании своих подданных. Габсбурги мечтали воздвигнуть просвещенную монархию, где все научатся грамоте и государственный механизм будет доведен до совершенства. Герр Вегер прожил здесь пятьдесят лет. Женился на местной девушке, а позади церкви вы можете найти его могилу под простым железным крестом, как он и отписал в своем завещании.

— Вегер… — призадумался я. — Что-то не припомню, чтобы в Зибенхохе жили Вегеры.

— Сын у него был, но умер от дифтерита. Грустная история. Вегер такого не заслужил. Он был умным человеком, передовым для своего времени. Вот, — он постучал пальцем по обложке книги, — вот доказательство. В конце девятнадцатого века Европа до безумия увлекалась позитивизмом. Уверяли, будто наука способна разрешить любую проблему. Просвещение, возведенное на пьедестал, набирающее силу. Повсюду строились фабрики, железные дороги. Еще немного — и электрическое освещение придет в каждый закоулок. Габсбурги находились под обаянием трудов великих мыслителей эпохи, и Вегер тоже изучал их. Но потом отверг.

— Это почему?

Хоть я и явился в дом Каголя с целью выведать информацию о погибшем брате самого богатого человека в Зибенхохе, история учителя увлекла меня.

— Потому, что он понял: есть вещи, которые не могут и не должны быть уничтожены.

— Например?

Манфред раскинул руки, словно желая охватить ими все свое ателье.

— Древние традиции. Многие, Сэлинджер, пытались их искоренить. Сначала Католическая церковь, потом просветители, Наполеон и, наконец, Габсбурги. Но простой школьный учитель осознал, что если древние традиции исчезнут, будут утрачены не только причудливые одеяния и некоторые пословицы — погибнет душа народа. Так он начал вести этот…

Каголь перевернул несколько страниц. Вегер писал изящным, очень мелким почерком. На изысканном немецком: многие слова я затруднялся перевести. Но главное, в этом одаренном школьном учителе пропадал художник.

— Потрясающие иллюстрации.

— Точные, как фотографии, правда? Но Вегер не только записывал старые сказки и зарисовывал костюмы. Он собрал коллекцию.

Манфред повел меня в глубину огромного зала.

— Естественно, — сказал он, открывая просторный стенной шкаф, — это не оригиналы. Но очень точные копии. Те же ткани, тот же орнамент. Как видите, — добавил он, встряхивая богато расшитый кушак, — тут и раковины есть.

Я был очарован.

— А это тоже копии?

— Нет, это подлинные вещи. Я заплатил за них из своего кармана.

Речь шла о масках Krampus. Манфред надел латексные перчатки и осторожно положил маски на стол, чтобы я мог рассмотреть все детали в резком неоновом свете.

— Вот эта — самая старинная. По оценкам экспертов, она относится к концу четырнадцатого века. Удивительная, вы не находите?

Я не мог оторвать глаз.

— Настоящий шедевр.

— Она вас не пугает?

— По правде говоря, нет. Я бы назвал ее любопытной, забавной. Во всяком случае, не внушающей ужас.

— Все меняется, Сэлинджер. Люди вкладывают другой смысл в понятие ужасного с течением лет, сменой исторических эпох, обычаев и нравов. Но в те времена, поверьте, эта маска нагоняла достаточно страху.

— Ни тебе кино. Ни телевидения, ни даже Стивена Кинга.

— Только Библия, скверно переведенная и еще хуже понятая. И долгие зимние ночи.

— Да Блеттербах позади дома, — прошептал я.

Эти слова у меня вырвались помимо воли. Маска Krampus меня заворожила. Особенно пустые глазницы.

— Вас пугает Блеттербах?

— Можно начистоту?

— Пожалуйста, — ответил Манфред, пряча свои сокровища в шкаф.

— Я нахожу его ужасающим. Доисторическое кладбище.