Сущность зла

Человек, задумавший Туристический центр, жил в одном из самых старинных и красивых домов Зибенхоха. Богатство хозяина не бросалось в глаза, а проявлялось в деталях. Изящная решетка, низенькая стенка, которая по весне, наверное, вся покроется глицинями, отделка неброская, но стоящая огромных денег. Единственная уступка тщеславию — «мерседес» последней модели под навесом с шиферной крышей, занесенной снегом.

Мне открыла женщина лет пятидесяти.

— Госпожа Каголь?

— Я экономка. А вы господин Сэлинджер?

— Он самый. Мне назначена встреча. Простите мою неловкость.

Я проследовал за ней в Stube, где уселся в кожаное кресло. Stube в доме Каголя явно относилась к другой весовой категории по сравнению с комнатой, где Макс провел детство, а печь, встроенная в стену, представляла собой шедевр кирпичной кладки. Я не эксперт, но судя по тому, как были подобраны изразцы, над печью работал незаурядный мастер. По стенам, обшитым деревянными панелями, были развешены образцы резьбы по дереву, которые, наверное, стоили целое состояние. Все в этом доме говорило о деньгах и власти.

— Простите, что заставил вас ждать, господин Сэлинджер.

Рукопожатие Манфреда было сильным, решительным.

— Могу я предложить вам выпить?

— Я выпью того же, что и вы.

— Я абстинент, — сказал Манфред, чуть ли не извиняясь. — Минеральная вода подойдет?

— Подойдет и минеральная вода.

Экономка исчезла.

Вскоре она вернулась, неся два бокала с дольками лимона на дне и с чистейшими кристаллами льда. Манфред поблагодарил ее и позволил удалиться. Когда мы остались одни и дверь плотно закрылась, он разлил по бокалам воду.

— Говорят, будто чокаться водой — плохая примета, — проговорил он, поднимая бокал, — но вы, надеюсь, не суеверны.

— У меня много ипостасей, господин Каголь, — ответил я под перезвон бокалов. — И я не суеверен, это правда.

— Вы меня заинтриговали, господин Сэлинджер: каковы же они?

— Отец. Муж. Сценарист на телевидении. И очень плохой лыжник.

Манфред вежливо рассмеялся. Пригладил усы — скобкой, серо-стального цвета.

— Здесь вы в качестве сценариста на телевидении, господин Сэлинджер?

— Нет, здесь я в качестве писателя.

— В наших краях было много резчиков по дереву, — Манфред показал на стены, — пара епископов, несколько ведьм, порядком скалолазов и бесчисленное количество охламонов. Но о писателях никто и слыхом не слыхивал. Я сгораю от любопытства.

Я постарался, чтобы речь моя звучала убедительно. Я хорошо подготовился. У меня было четыре дня, чтобы переварить то, что мне сообщила Бригитта. Я сделал записи. А главное, все обмозговал. Придумал неплохую историю, чтобы завлечь Манфреда Каголя. Одна надежда — что он не пойдет и не выложит все Вернеру. В таком случае я пропал.

— Как вы знаете, я не более чем гость в Зибенхохе. После ужасного несчастья…

— Мне известны подробности. Жаль, что вам пришлось пережить такую трагедию. Надеюсь, вы не страдаете от последствий.

— Вначале было тяжело, но сейчас мне много лучше. Настолько лучше, что я начинаю смертельно скучать.

Манфред едва не захлебнулся минеральной водой. Раскатистый хохот смел патину элегантности, обнажив истинную его натуру, какой она была до того, как этот человек разбогател.

Уроженец гор с большими амбициями.

— В самом деле, — сказал он, вернувшись к обычной сдержанности, — Зибенхох — это вам не Нью-Йорк.

— Но Зибенхох — тихое место, какое мне и требовалось. А еще, — добавил я, разыгрывая смущение, какого вовсе не испытывал, — здесь я нашел свое… призвание.

— Писательство?

— Я всегда полагал, что писатели — серьезные люди, господин Каголь. Зубрилы, первые ученики с тысячей дипломов. Но вот однажды я проснулся и сказал себе: почему бы не написать книгу об этом месте? О его мифах, о легендах. Биографию Зибенхоха.

— Биографию Зибенхоха? Не хотелось бы разочаровывать вас, господин Сэлинджер, но уже имеется много книг, повествующих о нашем регионе. Не хочу показаться нескромным, но некоторые были изданы за счет моего фонда.

Я ожидал возражений такого рода.

— Я прочел их все, господин Каголь. От первой до последней. Но ни в одной из них это место не описывается как живой человек. Который здесь родился, провел детство, вырос.

— Причудливый у вас проект.

— Разве не по этой причине вы станете читать мою книгу? Из любопытства.

Манфред поднял бокал.

— Прекрасная мысль. Но не понимаю, чем я могу вам помочь. Вы хотите, чтобы я финансировал публикацию?

— Нет, я пока не ищу издателя. Не следует ставить телегу перед лошадью, как говаривала моя мутти. Сначала я напишу книгу, а уж потом стану ее продавать.

— Похвальная философия. Но я все еще не понимаю…

— Люди говорят, что вы спасли Зибенхох от медленной и мучительной смерти.

— Люди преувеличивают.

— А я думаю, вы обладаете исключительной интуицией. Я имею в виду не только Туристический центр. Вы поддерживаете традиции Зибенхоха. Вот что интересует меня.

Глаза Манфреда заблестели.

Попался и увяз.

Он подхватил с горячностью:

— Чем был бы Зибенхох без традиций, господин Сэлинджер?