Суши с хлебом (СИ)

Когда четыре машины, из которых состоял весь папин картеж, выехали из деревни, папа вытянул из кармана платок и протянул его мне.

— У тебя на губе кровь. Вытри, — припечатал он строго.

— Оставь себе и подотрись. Потому что ты крупно обосрался, папа, если думаешь, что после всего, что ты только что сделал, я останусь послушной.

Глава 46

Ехали мы долго и без остановок. Уже часов пять. Не меньше. Кот лежал на моих коленях, делал вид, что спит, но нервно дергать хвостом не переставал ни на минуту. А я думала только о том, каково сейчас Матвею в багажнике машины, которая ехала за нами. Машина не маленькая, багажник должен быть просторным. Возможно, он даже может менять положения, но всё равно за него было тревожно.

— Я пить хочу, — наверное, это первые слова, что прозвучали в салоне нашей машины за всё это время. После моих слов о том, что папа обосрался, он больше не смотрел в мою сторону. Только в окно и хмуро тёр при этом щетинистый подбородок. — Ты слышал? Я пить хочу. И кот тоже. И в туалет мы оба хотим.

Папа продолжал молчать и делать вид, что меня не существует.

— Хорошо, — кивнула я бодро. — Если Ржавый начнёт акт дефекации, папочка, я пересажу его на твои колени.

Я стала гладить кота, который, в свою очередь, смотрел в сторону папы самым суровым многообещающим видом. Кажется, он вместе со мной обещал нагадить тому на колени.

— Останови у каких-нибудь кустов, — снисходительно и нервно потребовал папа.

— Слушаюсь, — бросил водитель. Впереди сидящий охранник зашевелился и, кажется, достал пистолет.

— Серьёзно?! — вскинула я брови, обратившись в папе. — Твой охранник планирует пристрелить меня, если пописаю не на тот куст?

Судя по папиному профилю, мои слова с болью прокатывались по его черепной коробке. Он всё ещё категорически отказывался смотреть в мою сторону, но ему всё сложнее давалось делать вид, что меня рядом нет.

— Здесь нормально? — спросил водитель.

— Нормально, — ответил папа сухо, даже не посмотрев вокруг.

Кусты были так себе, но когда очень хочется писать, то и они сойдут.

Вереница машин остановилась. Первым из нашего авто вышел охранник, который открыл для меня дверь и терпеливо ждал, когда я и кот соизволим выйти.

Щурясь от яркого солнечного света после тонировки авто, я вышла на обочину и поставила у ног Ржавого. В отличие от меня, он церемониться и искать место ещё более уединенное не стал. Немного обнюхал гравий на обочине и присел прямо там. С лицом министра он гадил у края дороги и смотрел в салон машины через всё ещё открытую дверь на папу. Не знаю, о чём именно думал в этот момент кот, но кажется, я была с ним солидарна.

Только когда кот закончил свои дела и закопал свидетельство о них, я пошла к кустам, прихватив у одного из охранников упаковку влажных салфеток.

— Отвернулись! — рявкнул папа, так как охрана продолжала делать свою работу — следить за объектом и его безопасностью.

В кустах я долго не задерживалась. Ржавый исчез и у машины, в которой мы ехали его не было. Я испугалась, но о нём решила подумать потом, когда помогу Матвею.

Я демонстративно прошла мимо охранника, который придерживал для меня дверь и ждал, когда я сяду в машину. Подойдя к багажнику машины, в которой по моим предположениям везли Матвея, я увидела около неё Ржавого, который смотрел на закрытую дверцу и нервно мяукал.

— Откройте, — потребовала я у охраны. — Ему нужно попить и в туалет. Откройте!

— Что ты ещё задумала, Ассоль? — громко хлопнув дверью, из машины вышел папа и широкими шагами дошёл до меня. Со злостью заглянул мне в глаза и грубо схватил за локоть, вцепившись в махровую ткань халата. — Быстро в машину. Ты поссала, кот посрал. Больше мы ни о чём не договаривались.

Папа тянул меня за собой, я брыкалась и сопротивлялась.

— Я никуда не уйду, пока Матвей не попьёт и не сходит в туалет.

— Может, его ещё в ресторан сводить? — рявкнул папа.

— Надо будет, и в ресторан сводишь, и цветы подаришь, — выплюнула я озлобленно в его искаженное яростью лицо. — Открой, я сказала!

— А я сказал, что ты сейчас закроешь рот и сядешь в машину, — папа, как нашкодившего котёнка взял меня за шкирку, вцепившись в халат и поволок в сторону машины на потеху своей охране, которая усиленно пыталась прятать улыбки.

— А я сказала — нет! — бросила и я решительно развязала на талии халат. Не заметивший этого папа, стянул с меня его и понял это только тогда, когда отошёл на несколько шагов с пустым халатом, а обернувшись, увидел меня голой.

А я даже не пыталась прикрываться. Пусть все смотрят.

— Отвернулись! — крикнул папа на охрану и рванул ко мне, пытаясь укутать обратно в халат. — Ушли отсюда! — папа был очень зол, ещё сильнее он злился, когда у него получалось спрятать мою наготу от посторонних глаз.

— А ты не прячь меня, папочка, не прячь. Я же всего лишь товар, который ты хочешь выгодно под кого-то подложить. Вот и относись ко мне к вещи, как ты привык. Не прячь. Вдруг мимо какой-нибудь миллиардер сейчас проедет, пусть сразу весь товар и увидит. Удобно же. Всё, как ты и мечтал, папочка.