Sustenance (ЛП)

— Я… — пробормотал Долохов. — Я создал проклятие, которое имитирует смерть, но не вызывает ее фактически. Все четверо Пожирателей, которых я назвал, те, кто планировал надругаться над ней, завладеть ею, пришли в Министерство той ночью. Я осознал, что должен применить это проклятье к ней, чтобы спасти от них. Они никогда… они бы не стали связываться с трупом, понимаете. Они… их привлекали крики…

— Черт, — пробормотал Гарри. Рон, который на тот момент еще был ее парнем, тоже обнял Гермиону за плечи.

— Я решил: если они подумают, что она мертва, то она будет в безопасности. Мы с Джагсоном добрались до них, — сказал он, взглянув на Гарри, — одновременно, но, — продолжил он с грустным смешком, — она наложила на меня заклятие немоты прежде, чем я успел произнести свое заклинание.

Она моргнула. Без сомнений, он не мог лгать — даже его вампиризм не помог бы ему сопротивляться веритасеруму. Все эти годы она считала, что он проклял ее, потому что она напала на него, и не подозревала, что он пытался ей помочь.

— Мне пришлось произнести заклинание невербально, — пробормотал Долохов. — А потом я немного отделал Поттера и другого парня, чью палочку я сломал, чтобы Джагсон не догадался и не цеплялся ко мне. Но… клянусь всеми святыми, — прохрипел он, качая головой. — Должно быть, в невербальной форме заклинание… усилилось.

Долохов снова посмотрел на нее, красный отблеск его глаз едва просвечивал сквозь настойчиво падающие волосы.

— До сих пор я не знал, что это нанесло тебе вред. Клянусь тебе.

Это была последняя фраза, которую ему позволили сказать в ее адрес в тот день — его третье нарушение протокола было встречено новой вспышкой угроз отклонить домашний арест и поместить его обратно в Азкабан. Но когда Гермиона возвращалась домой той ночью, она не могла выбросить из головы образ: вампир в клетке, и слова «Я сделал это, чтобы защитить ее», звучащие в ее голове. Она даже не подозревала о том риске, на который пошел этот человек, чтобы уберечь ее от унижения.

И даже если Симус был прав, и ей было опасно навещать его, работать с ним, пытаться сохранить ему жизнь — она искренне чувствовала, что обязана ему.

========== Часть 2 ==========

Первые пару недель дались тяжело.

Домашний арест Антонина Долохова проходил в маленьком каменном коттедже с одной спальней, расположенном в роще на окраине лесопарка Гриздейл в Камбрии. Рон рассказал ей, что этот дом принадлежал родителям Долохова — они жили в нем, когда навещали сына во время школьных каникул в Хогвартсе. Коттедж было трудно найти в темноте, и Гермиона, возможно, вообще не нашла бы его в первую ночь, если бы не точные координаты, которые ей дал чрезвычайно благодарный Рон.

Дом стоял посреди поляны, окруженный высокими, покрытыми мхом деревьями, и только лунный свет и сияние палочки Гермионы освещали каменную дорожку к закругленной двери. В узких стеклянных окнах горели свечи, и ей показалось, что она заметила высокую тень, движущуюся внутри. Гермиона приближалась к дому, громко насвистывая, чтобы ее появление не стало неожиданностью для хозяина. Рон поведал ей об этом условном знаке, о котором они договорились с Долоховым и без которого тот мог вообще не открыть дверь.

Полная энтузиазма она, с блестящими глазами и волосами, собранными в пушистый хвост, постучала в дверь. Долохов отпер дверь, посмотрел на Гермиону с абсолютным шоком в глазах и, ничего не говоря, захлопнул дверь перед ее лицом.

— О боже, — пробормотала она.

Гермиона была удивлена ​​такому поведению, ведь на суде она не выглядела разгневанной на него, что теоретически могло бы вызвать подобную реакцию. Хотя Рон предупреждал, что Долохов может быть довольно неразговорчивым. Однако Гермиону Грейнджер не так легко оттолкнуть.

— Господин Долохов! — бодро позвала она. — Я Гермиона Грейнджер! Помните меня? Меня направили к вам из Министерства. Я принесла ваши флаконы с кровью.

Дверь приоткрылась, совсем чуть-чуть.

— Ты реальная? Это не какой-то розыгрыш? Не какая-то… галлюцинация?

— Надеюсь, что нет, — ответила она со смехом.

Гермиона протянула прозрачный пластиковый пакет с флаконами крови в качестве доказательства, когда Долохов открыл дверь немного шире. Он протянул руку, чтобы коснуться ее предплечья, всего на секунду, как будто действительно пытаясь различить, материальна ли она.

— Где… Уизел{?}[Weasel — ласка, хищное млекопитающее семейства куньих]?

Она хихикнула.

— Рон не мог вести себя с вами настолько плохо — не обязательно использовать прозвище, придуманное Драко. Я беру ваше дело вместо него. На самом деле, это меньшее, что я могу сделать, после того как вы спасли мне жизнь, — ответила Гермиона. Ее непринужденный, легкий тон успешно маскировал бесконечную благодарность, которую она испытывала к Антонину.

Но Долохов только моргнул, глядя на нее.

— Не будете ли вы так любезны позволить мне войти? — осмелилась она.