— Я сказал: «По-моему, кто-то увлекся доктором Ботимусом».
— Доктором Ботимусом? — опять переспрашивает Вэлери, закрывая жалюзи. — Это какое-то сленговое слово, которого я не знаю?
— Да. Доктором Ботимусом. Доктором-бессребреником.
Вэлери нервно смеется и повторяет:
— Бессребреником?
— Доктором Совершенство, — подмигивает ей Джейсон.
— Я не встречаюсь с женатыми мужчинами, — твердо произносит Вэлери.
— Я не сказал, что ты с ним встречаешься. Я только сказал, что ты им увлеклась.
— Я не увлеклась, — возражает Вэлери, представляя темные глаза Ника, его манеру прищуриваться с легкой гримасой, когда он излагает свою точку зрения или проявляет категоричность. Ей приходит в голову, что ее возражение может показаться чрезмерным, и ей не следует так уж сильно протестовать, особенно учитывая их с Джейсоном привычку часто болтать о классных парнях, в том числе и о женатых, ну хотя бы взять того холостяка, который живет через улицу и иногда с голым торсом поливает свой газон.
Джейсон открывает пакет, нюхает и одобрительно кивает.
— Так о чем вы говорили все это время?
— О многом, — отвечает Вэлери и вспоминает, что еще не рассказала Джейсону о корзине от Роми. Она хочет сделать это сейчас, но внезапно чувствует усталость и решает отложить эту историю до утра. — О работе. О его детях. О школе Чарли. Много всего.
— Ты не намекнула ему, что он немного увлекся?
— Не начинай.
— Это ты не начинай, — говорит Джейсон. — Ты вступаешь на опасную дорожку, западая на такого Болдуина, как он.
— Как скажешь. — Вэлери смеется над термином «Болдуин» и думает, что разок действительно влюблялась в Билли — или кто уж там из братьев снимался в фильме «Коматозники», — но Ник нисколько его не напоминает. К несчастью для нее, думает она, наблюдая за поедающим кальцоне Джейсоном, у Ника даже глаза красивее.
ТЕССА:
глава семнадцатая
— Тесс? — зовет меня Ник в тот вечер, когда наконец ложится в постель во втором часу ночи. Его голос нежен, это почти шепот, и меня захлестывает волна облегчения, слыша, как он вот так произносит мое имя.
— Да, — шепчу я в ответ.
Он делает несколько глубоких вдохов, словно набираясь мужества заговорить, и мне хочется заполнить молчание вопросом, о чем он думает. Но я заставляю себя ждать, чувствуя, что его следующие слова все объяснят.
— Прости меня, — наконец произносит он, притягивая меня к себе и обнимая. Даже без этого объятия я знаю: на этот раз он говорит искренне. В отличие от его извинения за опоздания сейчас в его голосе нет ни обязательности, ни автоматизма.
— За что простить? — выдыхаю я все еще с закрытыми глазами. Обычно это пассивно-агрессивный вопрос, по этой ночью он искренен. Я действительно хочу знать.
— Я прошу прощения за свои слова. Это неправда. — Он делает еще несколько глубоких вдохов, выдыхает через нос, а потом говорит: — Ты прекрасная мать. Прекрасная жена.
Он целует меня в щеку, под ухом и крепче обнимает, теперь он прижимается ко мне всем телом. Он всегда так мирится, действиями перекрывая слова, и хотя в прошлом я всегда критиковала и сопротивлялась такой манере, этой ночью я не возражаю. Напротив, я теснее прижимаюсь к нему, изо всех сил стараясь ему поверить, отбросить назревающие сомнения в наших отношениях. Я знаю, Ник всегда был немного нечестным бойцом, скорым на обидные слова, о которых потом жалел, но они на самом деле вырывались у него невольно. Однако я все же задаю себе вопрос: нет ли в них правды?
— Тогда почему ты так сказал? — шепчу я между его и своими поцелуями. — Почему ты сказал, что ничего не получается?
Я думаю, эти две вещи не исключают одна другую. Я могу быть прекрасной женой и матерью — а отношения все равно могут разлаживаться. Или медленно разрушаться.
— Не знаю... Иногда меня такая досада берет, — говорит Ник, стягивая с меня брюки от тренировочного костюма с чувством быстро нарастающей необходимости.
Я пытаюсь сопротивляться, хотя бы для того, чтобы закончить наш разговор, но и сама проваливаюсь в яму всепоглощающего физического притяжения к мужу. Потребности в нем. Такие ощущения были у меня в начале наших отношений, когда мы вместе спешили домой из школы и занимались любовью по два-три раза за ночь. Давно со мной такого не было.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — говорит Ник.
— Я счастлива.
— Тогда не ищи проблем.
— Я не ищу.
— Иногда ищешь.
Я думаю над его словами, проигрываю все варианты, как по-другому могла бы встретить его сегодня вечером. Может, это моя вина. И я действительно выдумываю проблемы, как те домохозяйки, которых я когда-то критиковала за то, что они создавали драму, чтобы оживить свою монотонную жизнь. Вероятно, в моей жизни образовалась пустота, заполнение которой я предоставляю ему. А сегодня вечером ему на самом деле ужасно захотелось итальянской еды.