Суть дела

Она кивает, отдавая себе отчет в том, что прежде с презрением отнеслась бы к подобному разговору. Его шаблонные версии она много раз слышала раньше — в фильмах и от знакомых. Перед глазами встает масса примеров. Она словно со стороны слышит все это, представляет себе «другую женщину», которая задает полные надежд вопросы, притворяется участливой и все это время готовится нанести своей удар. Мужчина разыгрывает из себя жертву, искренне веря, что он жертва, хотя именно он и нарушает обещания. И раньше она всегда думала в адрес изменника: повзрослей же, будь мужчиной, сделай выводы или разведись. Но не теперь. Теперь она сама задает эти вопросы, ищет тучку на небосклоне, объяснения, лазейки в своей некогда закованной в броню совести.

Ник настойчиво продолжает:

— И я просто ничего не могу поделать со своими чувствами к тебе... Просто не могу.

— И что же это за чувства? — спрашивает она, пока не передумала.

— Я в тебя... — начинает он. Затем сглатывает комок в горле и делает глубокий вдох, прежде чем продолжить севшим голосом: — Я в тебя влюбляюсь.

Она с надеждой смотрит на него, думая, что это звучит так невинно, так просто. И может, так оно и есть. Вероятно, так и бывает в жизни, так и складываются обстоятельства для многих людей, часть из которых — хорошие. С больно бьющимся сердцем она смотрит Нику в глаза и тянется к нему.

То, что происходит потом, она всегда будет вспоминать так живо, как все хорошее и плохое, случившееся в ее жизни. Как тот день, когда она родила Чарли, или вечер несчастного случая, или все, что произошло между двумя этими событиями, последовательно или эмоциональными всплесками. Их лица соприкасаются, губы встречаются в поцелуе, нежном, застенчивом, но быстро становящимся настойчивым. Это поцелуй, который длится вечность, продолжается, пока они ложатся на диван, затем скатываются на пол, потом переходят в постель. Это поцелуй, который не кончается, пока Ник не входит в нее, шепча, что происходящее между ними — это истинное, и он по-настоящему, безоглядно влюблен.

ТЕССА:

глава тридцать первая

— Я жалею, что вчера вечером разоткровенничалась с Дексом и Рэйчел, — говорю я Кейт, когда мы сидим за беконом, яйцами и картофелем по-домашнему в кафе «Лука», одном из наших старых пристанищ в Верхнем Ист-сайде. Я надеюсь, что жирная пища поможет мне справиться с похмельем или хотя бы пробьет брешь в тошноте, хотя и понимаю, что настроения мне не поднимет.

— Почему? — спрашивает Кейт, отпивая грейпфрутового сока. Она кривится, чтобы показать, какой он кислый, но затем осушает стакан и переходит к воде со льдом. С тех пор как она стала работать на телевидении, она одержима страхом обезвоживания, которого трудно достигнуть при том количестве кофеина и алкоголя, которое она употребляет.

— Потому что они будут переживать. А Декс проболтается моей матери, и Ник навсегда им разонравится... И кроме того, я просто не хочу жалости Рэйчел, — заканчиваю я, мельком увидев в зеркальной стене рядом с нашей кабинкой свои заплывшие, налитые кровью глаза. Отводя взгляд, я думаю: «Я изменила себе тоже».

— Она за тебя переживает, но не думаю, что жалеет.

— Не знаю. Мне ее взгляд вчера вечером был просто нестерпим. То, как она обняла меня, когда они садились и такси. Она считает: уж лучше быть бездомной, чем столкнуться с той бедой, которая грозит мне...

Кейт сжимает мою руку, и я осознаю, что ее сочувствие никогда меня не обижало, и я всегда готова признаться ей в любой слабости, ошибке или страхе, никогда потом об этом не пожалев или пожелав подправить свой рассказ. Мое самосознание в точности совпадает с ее представлением обо мне, между этими двумя взглядами — полное соответствие. Поэтому в обществе Кейт я чувствую себя абсолютно спокойно и наслаждаюсь им, особенно когда все рушится.

— Но разве ты не рада, что сказала брату? — спрашивает она.

— Нет. Пожалуй, мне нужно было подождать, пока я точно все выясню. Мне следовало бы позвонить ему на следующей неделе и поговорить с ним на трезвую голову... Уверена, он все равно поделился бы с Рэйчел, но мне хотя бы не пришлось видеть это выражение ее лица.

Кейт вскрывает пакетик искусственного подсластителя «Иквэл», но потом передумывает и сыплет белый сахар из стоящей на столе сахарницы прямо в кофе. Размешивает, поднимает на меня глаза и говорит:

— Рэйчел очень милая... но она вся такая мисс Безупречность, правда?

— Да, — решительно киваю я. — Знаешь, я никогда не слышала, чтобы она ругнулась. Никогда не слышала от нее плохого слова в адрес Декстера, кроме общего «ты знаешь, какими бывают мужчины»... Никогда не слышала, чтобы она всерьез жаловалась на детей... Даже когда у Джулии были колики.

— Думаешь, это все притворство? Или она действительно настолько счастлива?

— Не знаю. Мне кажется, она очень осторожна, это точно... По-моему, она многое оставляет за кадром, — говорю я. — Но может быть, просто у них с Дексом нет в браке приземленности. Идеальные отношения.