Суть острова

Осенний день, дождь моросит которые уже сутки подряд. Уборщицы в вестибюле биржи не успевают подтирать за господами брокерами, мраморные полы все в слякоти, даром, что никто здесь пешком на работу не ходит, грязь ногами не толчет… Сигорд знает, он почти привык: бесплатный бюллетень с итогами предыдущих торгов ему самому придется брать из стопки, со столика у дверей, а в былые времена, перед разорением, ему уже с поклоном выдавали в гардеробе, и ему, и Яблонски. И дело не в чаевых, ибо в гардеробе их категорически не берут, но в невидимой иерархии местного народонаселения – все здесь расставлены по жердочкам. Вон, сидит в креслах некий господин Инти Гаусс: столько лет крысятничал, бессовестно обирал случайных неосторожных клиентов (постоянных у такого не было, естественно), из кожи вон лез – да никак не мог подняться в делах выше табуретки, но стал вдруг представителем каких-то саудовских шейхов, которым религия не позволяет непосредственно погружать деньги в рост!.. А денег у них – всю их пустыню можно покрыть в четыре слоя, самыми крупными купюрами… Теперь его кабинет, хотя и размерами такой же, как у Сигорда, но выходит окнами непосредственно в биржевой зал. Суперкруто для тех, кто понимает, хотя непосредственная польза в торгах от этого невелика. Но престиж, статус, а в конечном итоге – доверие… Комната для деловых переговоров у него пусть и не эксклюзивная, но вполне даже VIP, для очень узкого круга участников. Спутниковая связь, фельдъегерская почта, круглосуточное банковское обслуживание… Сигорд так и не успел туда, к VIPам, притусоваться, хотя и близок был… Нынче рукопожатия у всех вялые… А раньше как клещами хватали, бодро, энергично, горячо…

– Привет, Сигорд!

– Привет.

– Как оно ничего?

– Нормально, а у тебя?

– Тоже нормально. Извини, тороплюсь…

– А, ну давай…

Февраль девяносто восьмого года не длиннее других не високосных февралей, и на десять процентов короче обоих соседей по календарю, но прибылей принес как большой: ровно двести двадцать тысяч, чуточку больше расчетных двухсот, да оно и к лучшему! Вот если бы меньше расчетных – тогда вздохи и досады были бы окрашены в более темные тона. А сейчас – в более розовые, ибо посвящены они растущим неудовлетворенным потребностям, а не текущим неудовлетворенным. Разница меж ними очень и очень велика.

– К первому марта у нас на позициях сосредоточено шесть дивизий.

– Чего, каких дивизий, Ян? Опять наш Господин Президент чего-то затеял? Теперь уже новому дураку неймется?

– Да нет! Это я так про себя обозначил наши оборотные средства, с которыми мы начинаем последний месяц первого квартала: шестьсот тысяч талеров на нашем расчетном и биржевом счету готовы к бою. На расчетном, правда, чуть побольше, но мы обременены некими обязательствами перед личным соста…

– Совсем ты чокнулся на милитаризме, я смотрю. Это ты жалкие сто тысяч талеров дивизией называешь? Батальон, да и то недоукомплектованный. Личный состав, к бою, шеренги… Что с тобою происходит, а, Яблонски? Какой-то ты такой…

– Ничего не происходит, устал я.

– Сейчас не до отпусков.

– Понимаю. И не в отпуске дело – устал я большой усталостью, стар стал.

– Брось… Стар он стал! Линду то и дело за девичьи плечи цапаешь, задушевно так… Почти по-отцовски.

– Это по привычке, а не от вожделения. Я в ее сторону ничего такого в намерениях не имею, зря вы так.

– Это ты зря, если не имеешь… – Сигорд потянулся было к пиджаку за сигаретами, но передумал, голова вдруг заболела от резкого наклона.

– Все шутите. Нет, я устал и давно хотел с вами поговорить по данному поводу…

– Если уйти – то в твоей доле еще нет миллиона, Ян. Потерпи, пока хотя бы до прежнего догоним.

– Плевать я хотел на миллионы, у меня равновесия в душе нет. Жить не для чего.

– То есть как это? – Сигорд немедленно снял автодозвон с телефона – (мэрия подождет, туда не срочно), не поленился – сам прикрыл дверь кабинета и подтащил стул в сторону Яблонски. – Что случилось, толком говори? Что, деньги?

– Не-ет, я же уже сказал, что деньги ни при чем…

– Ну, ну?..

– Не знаю, зачем я живу. Когда матушка была – вроде бы всегда я при деле, при заботе, всегда родная душа рядом… И некогда ни о чем постороннем думать, ни о будущем, ни о собственной старости, ни о деньгах тех же…

– Так, понимаю…

– Да ничегошеньки вы не понимаете! Нет, погодите! Раз уж попросили говорить, я скажу! Вы своим делом живете, оно вам отца и мать заменяет, семью и любовницу, и хобби в придачу. Идеи, вон, генерируете. А мне все по самый пепел обрыдло, я… Я не знаю, чего я хочу. Сам не знаю. Только понимаю, что мне нужен покой, стабильность, мало к чему обязывающее занятие и… размеренность, что ли… Важность, либо псевдоважность моего повседневного бытия. Но только чтобы не в шашки на дворе с такими же стариками… Шахматы с вами – не в счет, это другое. Понимаете?

– Теперь не очень. – Сигорд поскрипел ладонью о небритый подбородок (значит, опять в конторе ночевал, хотя и скрывает). – Но догадываюсь, что речь идет о поиске смысла жизни.

– Опять смеетесь…

– Не смеюсь я.