Суть острова

Нет, конечно, Сигорду удавалось что-то найти и забодать: в старый знакомый АльП, в рыбацкий магазин. Кое-что по мелочи — на барахолку, через Розу, но за первый свой благополучный год, с тех пор, как он слупил грандиозный куш за противогазные сумки, заработал он всего-навсего восемь тысяч талеров. Две тысячи двести он заплатил за проживание, свет, газ, пять тысяч с мелочью — просто прожил, на еду, быт и одежду потратил, пять сотен отвалил за японский телевизор, с антенной, чтобы от кабеля не зависеть и не платить за него лишнее. Телевизор, да. А что еще делать одному вечерами в пустой квартире? Он и читал, и по дому убирался, и в гости несколько раз ходил… С Титусом и Розой почти не о чем было говорить, к тому же он непьющий. С бабами… Оно бы, конечно, и надо бы… Но, во-первых, женщины — это всегда большие и неоправданные расходы, тут и к гадалке не ходи. А во-вторых — он и не хочет ничего, по большому-то счету. Не хочет, ни с женщинами, ни сам, не говоря уж о всяких разных извращениях. Он даже программу переключал, если там были сцены эротического содержания: он не ханжа, но просто неловко смотреть, словно подглядываешь. В повседневной жизни, тем не менее, женские стати определенно волновали Сигорда: длинные ножки в мини-юбках, высокая грудь, виляющие попы — все это заставляло учащенно биться его поношенное сердце. Особенно если носили все это молодые красивые девчонки, — на сверстниц он уже не глядел как на женщин. Надо сказать, что и сверстницы, несмотря на почти волшебные перемены в его внешности, тоже не заглядывались на него, а молодые телки вообще не замечали ни Сигорда, ни его любопытствующих взоров. Было ему в ту пору пятьдесят три года.

* * *

— У тебя все? И по провинциям, и по Иневии?

— Так точно, господин Президент!..

— Ну тогда иди. Чего мнешься, что еще?

— Гм… осмелюсь напомнить: что со Шредером делать?

— С кем? А… Да, помню… Что, много брал?

— Отпирается… Частично. Клянется, чем может, что предан делу и лично Вам…

— Слушай, Сабборг, ты мне бейцы не крути: брал, или нет?

— У Лауба, говорит, брал. Но в интересах дела, все, говорит, хотел вернуть в бюджет.

— Врет.

— Само собой. Тем более, что подтвердить и опровергнуть некому.

— Ну, покойный хоть жил своим делом, горел на работе, строил дома, не только коррупционные схемы. И не попадался. Этот… Шредер — тоже, говоришь, трудяга?

— Да. Преданность своему делу подтверждают абсолютно все, кто его знает.

— Господи, что за страна! Вор на воре, взяточник на взяточнике… Всех казнить — так с кем работать? Кстати говоря, а что ты так за него заступаешься, а? Как это у вас в Конторе говорится: «подмазан»? А, Сабборг, что примолк?

Сабборг чего примолк? Министр силился вспомнить, и вспомнил, наконец, где он впервые услышал пословицу, которую сначала не понял до конца, а потом полюбил всем сердцем: «Умный, как правило, живет среди умных, а дурак — всегда среди дураков». В том смысле, что умный разборчив, выбирая и формируя круг общения среди себе подобных, а дураку еще проще: для него — все дураки вокруг. Так же и Кутон: все у него — сплошные дураки, взяточники, да воры. Не оттого ли, что он сам… Это Чилли Чейн изрек, в фильме «Четвертая степень».

— Я, господин Президент, взяток даже на оперативной работе не брал, а теперь и подавно. Привык за долгую жизнь честно служить.

— Дерзишь? Я шуток и каламбуров на работе не терплю, ты знаешь. За столом, на даче, на охоте — да, а у меня в кабинете — нет. Ты понял?

— Так точно! Виноват, господин Президент!

— Нет, ты точно понял эти мои слова? Сумеешь их повторить?

— Так точно, господин Президент! Я действительно понял и действительно осознал. Прошу простить мою неуместную развязность!

— Ладно, посмотрим. Вытри, вытри лоб, разрешаю. Что-то я тоже растолстел на сидячей работе, китель не сходится… Иди. А… Значит, со Шредером: пугани на дорожку и отпусти. Все неправедное — до пенса вернуть в бюджет. Трудоголик-крадун, понимаешь. Помилую на этот раз, но дальше — всех абсолютно буду беспощадно карать, не взирая на лица, вплоть до расстрела! Как десять лет назад. И позови… Нет, скажи там, по пути, чтобы заготовили приказ о его перемещении в Иневию с понижением на один этаж, в заместители префекта какого-нибудь проблемного округа. Тотчас же пусть составят и немедленно мне на подпись, а то в текучке опять забуду. Да, и в прокуратуру пусть позвонят, чтобы они тебе же не совали палки в колеса по этому делу. И все проекты, что он подписывал, заморозить до… до совещания с мэром, которое будет, будет… В ноябре, четырнадцатого числа. Не забудешь ничего?

— Никак нет!

— Иди, и чтобы никого ко мне в течение получаса, отдохну. Кроме секретаря, разумеется. Она с бумагами пусть зайдет.