Суть вещи

Лиза слышала о дежавю, но сама испытывает его впервые. Подняв верхний уровень и зафиксировав его паучьи суставчатые ноги, она внезапно замирает от острого чувства узнавания: это же оно, оно! пятно в виде бабочки с волнистыми крыльями, так похожее на давно забытый график дзета-функции Римана! а вот другое, совсем как череп! а вот и лужа крови на ложке. Яся сказала, что отчистила серебро сама! Обманула?

Лиза подхватывает подол своего фартучка, яростно трет им увесистую рукоять ножа, тут же бросает его, хватается за ложку, трет и ее. Пятна бледнеют.

– Евгения Николаевна, – выдыхает Лиза, нащупав стул и посадив себя на него – так трясутся ноги. – Евгения Николаевна, откуда у вас этот набор?

Евгения Николаевна какое-то время рассматривает коробку, потом говорит:

– Вот веришь, не помню. На свадьбу нам серебро точно не дарили… Хм-м, постой-ка, наверное, мы его забрали, когда квартиру Татьяны Сергеевны продавали. Павлик, а Павлик? – кричит она в глубь квартиры. – Мамы твоей серебряный гарнитур нашли, представляешь?

– Да неужели! – немедленно отзывается Павлик. – Синенький такой? Я все думал: куда он подевался?

Лиза пытается заставить себя вернуть зажатую в кулаке ложку на место, но рука замирает на полпути.

Никита ввозит Павлика в кухню.

– Да уж, – говорит Никита. – Огромный. Ужасно неудобно.

– Это к чему ты? – прищуривается Евгения Николаевна.

– Это к тому я, дражайшая Евгения Николаевна, что не пора ли нам обедать, – как-то криво хихикает Никита.

– Кстати, Павлик, про обед. – Евгения Николаевна мягко вынимает ложку из Лизиных рук, вкладывает в мерзкое гладкое гнездышко, опускает крышку и с усилием защелкивает замочек. – Буду теперь тебе обеды как герцогу сервировать! С серебряными приборами!

Евгения Николаевна чуть подталкивает застывшую Лизу в спину, и Лиза подчиняется, отходит от буфета.

– Потом почистишь, – говорит Евгения Николаевна. – Иди теперь суп разогревай. Видишь, голодные все.

И уже у холодильника Лиза слышит:

– Вот я дурища, чего уборку оттягивала? Смотри-ка, какой ты тут порядок навела!

Лиза едва попадает половником в тарелки.

Суп разливается по плите.

Лиза ставит тарелку на диск плиты, чтобы подтереть лужу. Но диск оказывается горячим, и тарелка тут же раскалывается ровно пополам, а супа на плите становится еще больше.

Не говоря ни слова, Евгения Николаевна щелкает выключателем плиты и оттесняет Лизу в сторону.

Лиза смотрит в окно, пытаясь понять, какое там время года. Что вообще происходит?

Все перемешалось.

Через двор идут мужчина и мальчик, вокруг них в курином бульоне с блестками жира плавают разваренный лук и лавровый лист.

Лиза все глубже погружается в отчаяние: вещи лгут ей, вещи путают ее, чему вообще теперь можно верить, когда такое творится. Никогда раньше, никогда!..

Нет, неправда, один раз было.

Вспомнить о маме – как ступить на тонкий лед, никогда не зная, выдержит ли он Лизин вес или похоронит ее в мутной ледяной воде. Иногда Лизе хочется, чтобы мама умерла. Тогда можно было бы ходить к ней на могилу, убирать там, быть с ней.

Лиза пугается этих мыслей. Нет, пусть мамы нет рядом, но, если вдруг она где-то еще живет, всегда остается возможность, что однажды она вспомнит о Лизе и возникнет на пороге. Лучше бы это произошло вечером, а еще лучше – вечером субботы, чтобы назавтра Лизе не надо было на работу.

Хотя какая теперь работа. Пусть возникает, когда хочет.

Лиза думает, что ее вера в маму похожа на то, как некоторые дети верят в бога или Деда Мороза, хотя совершенно очевидно, что никакого бога или специального зимнего дедушки нет и в помине. А мама есть. Точнее, была. В этом Лиза совершенно уверена. Она хорошо помнит день, когда видела маму в последний раз. Именно с этого дня она начала отсчитывать эпизоды.

Лизе было тогда семь лет, четыре месяца и девять дней. Однажды в субботу утром, в восемь часов семнадцать минут, к Лизе и маме, как обычно, пришла бабушка, а мама вдруг куда-то уехала. Она так торопилась, что даже не попрощалась с Лизой. Потом, ближе к вечеру, шестнадцать раз звонил телефон, бабушка каждый раз брала трубку, но почти ничего не говорила, только слушала и все время сморкалась, а Лизе запретила задавать вопросы и отослала читать, хотя Лизе было очень любопытно, что же происходит, – она никогда раньше не видела, чтобы кто-то так сморкался. Однако гораздо сильнее Лизу интересовало, где же мама. Но и об этом бабушка спрашивать запретила.

В тот день Лиза маму так и не дождалась. Вечером бабушка дала ей какую-то таблетку и велела лечь спать. Наутро бабушка сказала, что мама приезжала ночью, когда Лиза уже спала. По словам бабушки выходило, что мама очень торопилась: поспешно собрала вещи и уехала в срочную командировку. Лизу это не удивило: мама уезжала часто, иногда внезапно. Лиза отправилась в мамину комнату – скучать. Лучшим способом скучать было залезть в мамин шкаф и запереться изнутри среди ее вещей, перебирать их, нюхать, а потом свить гнездо из свитеров и кофточек и уснуть в темноте и духоте шкафа.