Суть вещи

Лиза внезапно выдергивается из-под кровати, выскакивает из комнаты, хватает куртку и ботинки и вылетает на лестничную клетку. Там толпятся соседи, – два, нет, три человека. Они расступаются, даже не попытавшись задержать ее. Плащ вьется за спиной и хлопает по ногам – звук такой, будто Лиза бьет крыльями.

Если это и есть следующий урок, то она не собирается ждать перемены.

Ссыпаясь по лестнице, она с ужасом ждет, когда сзади затопочет, но сзади тихо. Неужели годы тренировки в искусстве быть незаметной сыграли ей на руку и полицейские не заметили, как она ушла?

Только куда теперь?

Ни домой, ни к Кузнецовым нельзя. Бабушка свято верит, что полиция лучше знает, кто прав, кто виноват, и если Лизу ищут, значит, она действительно провинилась.

Хорошо, что до трехтысячного эпизода еще далеко. Значит, есть надежда как-то выпутаться из всего этого.

Понятно, что и на остановку нельзя, там будут ловить. Вообще на проспект нельзя. Хорошо бы найти какую-нибудь кафешку и засесть там в уголке.

Лиза ощупывает свои эмоции и, к собственному удивлению, не обнаруживает ни паники, ни даже страха. Как будто она вдруг оказалась внутри шахматной партии и непременно должна победить.

Шагая по сугробам в противоположную от своих обычных маршрутов сторону, Лиза представляет себе забытый было график дзета-функции Римана. Действительная и мнимая ее компоненты – будто крылья удивительной бабочки, которую пригвоздили к осям абсцисс и ординат. Бабочка силится взлететь, но никогда не сумеет этого сделать, если Лиза не поможет.

Впервые Лиза остро жалеет об упущенных годах работы. Ей кажется, что крылья бабочки чуть дрожат, – но она не может понять, жива ли бабочка, или это только ветер. Так или иначе, бабочке сейчас точно хуже, чем Лизе, надо это признать.

Лиза осталась одна. Точнее, осталась бы одна. Она нащупывает в кармане крючок и улыбается морковке и львенку.

Часть II

Вещь не есть ни материал вещи, ни ее форма, ни соединение того и другого.

Алексей Федорович Лосев.

Самое само

Эпизод 2267

Шагая по вытоптанной до черноты тропинке, Лиза решает счесть себя флешкой. Так будет гораздо проще. Пока все это не закончится, она больше не женщина, не уборщица, не внучка и даже не математик, а обычный белковый носитель информации. Информация эта довольно ценная, потерять ее было бы нежелательно – просто потому, что от нее зависит, продолжит ли происходить то, что, по мнению флешки, происходить не должно. Кстати, может ли флешка иметь какое-то свое мнение?

Как бы то ни было, хранить эти данные больше некому. Исходный документ испорчен и утилизирован. Так что давай, Лиза, шевели ногами. Флешку нужно поместить в тепло и найти для нее тайник.

Лиза входит в незнакомое кафе. Стулья уже перевернуты и поставлены на столы, а усталая женщина в замызганном синем халате и растоптанных чунях домывает пол.

– Закрываемся, – бурчит она из-под платка. – Закрылись уже. Время видела? Иди, не топчи.

Лиза без движения стоит на пороге. Она так долго шла. Так замерзла. Лицом и руками она впитывает тепло помещения. Женщина разгибается, опершись на швабру. Пытается поймать Лизин взгляд. Ускользнуть от этой погони тяжело.

– Пьяная, што ли? Больная? Иль окоченела просто? Чего молчишь?

Лиза решает, что никуда не уйдет отсюда. Не станут же ее выталкивать. Постоит еще. Согреется немножко – и тогда уйдет. Только куда – вот вопрос. Никак не годится замерзнуть на улице в первую же ночь.

– Мы закрыты уже, слышь, нет? Стоит – и все тут! – Тон густеет, из усталого сиреневого становится все более фиолетовым. Это плохо. – Глухая, што ли?

Лиза едва заметно мотает головой. Нет, не глухая. Еще пять минут.

– Слышь, девчонка. – Женщина озирается, взглядывает куда-то на потолок и переходит на шепот. – Выйдешь сейчас – и сразу налево, там кафешка-круглосуточка. Иди туда, слышь? Там отсидишься. А мне закрываться надо, слышь? Иди, иди туда. Нечего тут! – Она говорит все громче и надвигается на Лизу, и Лизе приходится отступить – обратно, на улицу, туда, где снег и холод. Где-то там, может быть, найдется другое место, где можно будет присесть.

Когда Лиза, совсем уже отчаявшись, натыкается на круглосуточку и входит – две ступеньки вниз, в едва освещенный полуподвал, – она замерзла так, что не может снять с себя куртку. Пальцы не понимают, где куртка, где они сами, а спустя пару минут взрываются ошеломляющей ломотой, и Лиза не на шутку пугается – вдруг отморозила?

Она идет в туалет и, держа руки перед глазами, как перчатки, осматривает их так внимательно, будто они чужие. Но нет, повреждений не видно, а пальцы, которые еще минуту назад были снежно-белыми, равномерно розовеют – и постепенно становятся, может быть, чуть более розовыми, чем нужно, но в целом выглядят вполне нормально. Цветом напоминают бабушкины любимые помидоры. Лиза скалится. “Арктика”, вот как называется этот сорт. Обмороженные пальцы цвета помидоров “Арктика”. Смешно.