Суть времени. Том 1

Пройдет время, и окажется, что в списке наказуемых будет только бен Ладен. Или бен Ладен и Завахири. Или еще два — три человека. Все остальные окажутся «хорошими». На самом деле, они будут еще более свирепыми, чем бен Ладен, еще более насыщенными все той же энергией, которая движет бен Ладена по историческому пути (или контристорическому, если точнее сказать). Но они будут названы «хорошими»… Войска уйдут из Афганистана, а волна талибов двинется в Среднюю Азию и оттуда к нам. Я иногда явственно вижу эту картину: Кавказ, как шлюз, ломается — и оттуда вся эта энергия течет на нашу территорию…

Если мы не сможем ничего противопоставить:

а) Модерну, развивающемуся сейчас на Большом Дальнем Востоке (проекту № 1),

б) Постмодерну, развивающемуся на Большом Западе (проекту № 2),

и

в) Контрмодерну, развивающемуся на Большом Юге, который сейчас сооружают на наших глазах (проекту № 3),

— если мы просто окажемся перед необходимостью выбрать одну из этих альтернатив, смерть России неизбежна. Потому что у России нет стратегического пути в рамках этих трех альтернатив.

Россия никогда не сможет войти в Большой Дальний Восток. В ней просто нет «человеческого ресурса» — огромного количества энергичных, жаждущих весьма скромного процветания, готовых дисциплинированно работать за малую заработную плату рабочих. Нет этой человеческой массы, которая есть там. И нет еще многого другого: нет определенных этических и даже религиозных установок, и так далее. Нам туда не войти.

Войти в Большой Запад (о чем мечтают многие, начиная с наших политических руководителей и кончая частью рядовых граждан, которые волокутся за этой утопией на протяжении последних 20 лет) тоже невозможно. Нам нет места в этом «сервисном центре». Мы не существуем в том его очаге, который занимается высокими технологиями. Мы не существуем в том его очаге, который занимается мировыми финансовыми услугами. Мы не существуем в том его очаге, который занимается сервисом. Кроме того, сам Большой Запад (во всяком случае, европейская его часть) скоро тоже будет атакован Большим Югом.

Наверное, вы обратили внимание, как один за другим трое руководителей главных европейских государств: Германии, Франции и Великобритании — заявили, что мультикультурализм — это утопия. И что если они будут дальше двигаться в рамках данной утопии, то это будет иметь плачевные последствия. Что они имели в виду? Что такое этот самый мультикультурализм? Все считают, что это такое братство народов. Отнюдь!

Братство народов всегда существует вокруг какого-то ядра, оно складывается вокруг какого-то центра, вокруг какого-то высокого смысла — исторической судьбы, гигантского исторического проекта, огромной накаленной энергии с ее жаждой Идеального. Вокруг Идеального вообще.

А мультикультурализм — это совсем другое. Это не когда вы складываете из камней собор, подчиненный великому замыслу, а когда все камни валяются отдельно. «Есть маленькая секта, и есть великая мировая религия — пусть сосуществуют на равных! Есть чужое нам начало, которое отрицает всю нашу историю и культуру, и есть наше начало — пусть сосуществуют на равных!»

Но ведь при таком подходе все теряет смысл: все мировые религии, все мировые смыслы. Это и есть постмодернистский принцип существования.

Этого постмодернизма уже испугались главы основных европейских государств, поняв, чем он чреват. А чреват он тем, что государств попросту не будет. Но граждане-то их не хотят так просто отказаться от своего государства, от своей идентичности, хотя им это кто-то и зачем-то интенсивно навязывает…

У нас наши политики сначала заявляют, что отказ от мультикультурализма это плохо, а потом говорят, что нужно построить единую нацию и вокруг нее сохранить все остальные идентичности.

Построить единую нацию и вокруг нее сохранить идентичности — это не мультикультурализм! Мультикультурализм — это когда никто единой нации не строит, когда все рассыпается на мозаику несовместимых друг с другом суррогатных культур. Потому что каждая культура, отказавшаяся от универсума, то есть от иерархии ценностей и построения самой себя в рамках какого-то здания, от миссии, от мечты, — каждая такая культура превращается в суррогат. Она остывает, становится холодной, безразличной. И тут вам что великое произведение мировой культуры, что фэнтези…

Постмодернизм отказывается от многого. Но мы-то от этого «многого» отказаться не можем и не хотим!

Мы не успеем войти в сервисность Большого Запада, войти в эти нормы жизни. Мы просто никому там не нужны.

Итак, нам нет места ни в Большом Дальнем Востоке, ни в Большом Западе.

Что же касается Большого Юга, то он устремится на нашу территорию. Наша территория должна быть ему отдана в качестве почетного приза.