Суть времени. Том 1

Возникни он — и мир уже не двигался бы в разорванном состоянии между Большим Дальним Востоком, Большим Западом, Большим Югом и Большим Севером, который должен стать частью Большого Юга. Мир бы стал другим, он приобрел бы другую опору, другую динамику, как он имел опору и динамику при существовании СССР и коммунизма, пусть даже очень несовершенного. Эрих Фромм назвал этот несовершенный коммунизм «гуляш-коммунизмом». Именно обуржуазивание коммунизма — исток того, почему потом возникло постсоветское безумие. И мы должны четко понимать, что этот исток существует, и анализировать его.

Вот если бы Четвертый проект возник сейчас, во втором— третьем десятилетии XXI века, то, возможно, XXI век не стал бы веком конца человечества. Поэтому ставки огромны.

Создание и реализация Четвертого проекта дают нам шанс выжить, принести миру новое слово и сломать те тенденции, которые нас уничтожают, которые не дают нам места в мире — мире, формируемом сейчас американцами. Сколько бы мы ни искали места в этом мире, де-факто окажется, что нам места нет. Но если мы сформируем другой мир, то у нас будет в нем место. И не только у нас, но и у всего человечества. И не к катастрофе третьей мировой войны и конца истории мир будет идти, а двинется дальше по колее истории. Мир вернется на эту колею весь, целиком. И мы опять окажемся не в арьергарде, а в авангарде.

Вот о чем сегодня важно думать. Потому что без постановки таких максимальных задач вся эта «минимизация» ничего не говорит русской душе. И она предпочитает умереть или заснуть, чем тешить себя малыми удовольствиями жалких суррогатов, которые ей предоставляет существующая картина мира. А особенно та картина мира, которая, как она чувствует, с ее жизнью не совместима вообще.

Вот в чем цена проблемы исследования нашего наследства и открытия в нем тайного послания для будущего.

Выпуск № 5. 1 марта 2011 года

Если мы ведем серьезный политический разговор (а я надеюсь, что мы ведем серьезный политический разговор и даже разговор стратегический, концептуальный), то необходимо обсуждать две темы: наличествующее и альтернативы наличествующем.

В каком ключе обычно происходит подобный разговор?

«Вот наличествующее, оно скверно, оно мне не нравится. А у меня есть мечта, идеал — альтернатива. Как мне одно заменить на другое?»

Для меня такой разговор абсолютно бессмыслен и аморален. Потому что дело не в том, скверно наличествующее или не скверно. И не в том, насколько мне нравится альтернатива. Дело в том, что наличествующее нежизнеспособно. И тогда надо спросить себя: почему?

СИСТЕМА (элемент № 1) должна опереться на ПОЛИТИЧЕСКИЙ КЛАСС (элемент № 2).

Но нынешний ПОЛИТИЧЕСКИЙ КЛАСС несовместим с жизнью России. Ему не нужна Россия. Он не отвечает задачам, которые стоят перед Россией. Он Россию может воспринимать только как паразит, который хочет дожрать ее до конца и бежать вон.

А СИСТЕМА может жить как социально-политический организм только до тех пор, пока Россия существует как государство. И она, система эта, особенно в ее верхнем эшелоне, понимает, что когда она рухнет вместе с Россией, то будет наказана не только внутренними силами страны, но и внешними.

Значит, у системы и политического класса есть не только симбиоз («мы с тобой одной крови — ты и я»), но и противоречия. Как подобные противоречия разрешаются в истории?

Первый вариант. Политический класс делится на две части: компрадоров и националов, автохтонов и аллохтонов. И эти две части начинают воевать друг с другом. Наконец, жизнеспособная часть — та часть, которая является национальной, которой Россия нужна, — побеждает. Система опирается на нее и при этом чуть-чуть трансформируется.

Второй вариант. Система ищет новые базы опоры. Должна найтись сила, на которую система сможет опереться. Это очень редко реализовывалось в истории. Не знаю, имеет ли тут смысл разговор про 1937 год или нет, и осуществлял ли Сталин смену опоры. Знаю, что Петр I осуществлял смену опоры. Это уникальный случай в истории, когда гений сам себе создал опорную базу. Но он занимался этим долго. На то, чтобы созданные Петром потешные полки стали гвардией, как мы знаем, ушло довольно много времени. И не на одну только гвардию он опирался в своих решениях.

Итак, существуют ли сегодня какие-нибудь группы как живые, энергичные социальные организмы, на которые система могла бы опереться? Отвечаю. С моей точки зрения, их нет.

Задача не в том, чтобы ответить на вопрос, «как спасать Россию», разбирая отношения между системой и существующим политическим классом, или разбирая отношения между системой и какими-то другими классами, или даже имея в виду, что эти другие классы будут не строить отношения с системой, а сметать ее. Все эти варианты возможны.