Суть времени. Том 2

В результате техническое развитие подходит к некоему критическому барьеру. Антропотехническому барьеру, иногда в кулуарах называемому «барьером Питерса». Смысл «барьера Питерса» в том, что любая цивилизация на любой планете, которая доходит до критического разрыва между состоянием антропоса и сложностью созданной им техносферы, самоликвидируется (рис. 19).

В любом случае, этот неуправляемый рост смертельно опасен. И мы подходим к этому барьеру.

Спрашивают: «Что ж тогда делать?»

Тут два пути (рис. 20).

Либо начать сворачивать научно-технический прогресс, и это и есть Контрмодерн. А как его свернешь? Его же и свернуть нельзя!

Либо начать наращивать возможности человека, а это и есть Сверхмодерн.

Этим-то и занимались коммунисты! Этим-то столетиями и занималась Россия! За это-то ее и костерили. Но сейчас наступает момент, когда без этого типа развития, который уже не есть Модерн, мы очень быстро окажемся у «барьера Питерса». И просто «навернемся» раз и навсегда.

«Антропотехнические ножницы» — это лишь один из признаков того, что великому проекту «Модерн» — хана. Он подходит к финальной точке. Те принципы регуляции, которые он предлагал, исчерпаны.

Но если это так, то все, что делали русские (и в рамках XIX и XVIII века, и в коммунистическую эпоху), вся эта русская мечта о том, чтобы человек развивался так же, как развиваются производительные силы, чтобы одно развитие сочеталось с другим, — только сейчас приобретает безальтернативный характер. Только сейчас человечество вдруг начинает понимать, что без этого действительно хана.

И именно в этой точке русских опять начинают отделять от их ноу-хау, от их великих достижений, от их драгоценного вклада, приобретающего сейчас фундаментально общечеловеческое значение. И не просто отделять, а втыкать на периферию проекта, который завершается в силу объективных закономерностей.

Таким образом, модерн не только не тождествен развитию, модерн — это великое начинание, которое подходит к концу и которое искусственно добивают опережающим образом. Он бы просуществовал еще лет 20–30, но его добивают. Если он даже остается как суррогатная форма в обществах восточного типа, то это отдельный вопрос, который мы будем рассматривать в следующем нашем разговоре. А сейчас мы просто скажем одно: те, кто утверждает, что модерн тождествен развитию, нагло лгут. И это надо обсуждать конкретно, детально и доказательно.

Более того, если раньше можно было утверждать, что модерн — это магистральный способ развития, что «русские занимаются какими-то периферийными исследованиями в области развития, их эксперименты никому не нужны, ибо и без этих экспериментов можно хорошо развиваться», то теперь модерну хана. Конец эпохе Модерн. Об этом говорят все.

Но тогда русское ноу-хау выходит на передний край само собой, в силу краха конкурента. Русские этого не добивались. Крах происходит в силу естественных причин и в силу того, что его добивают, этот модерн, мировые элиты, которые грезят просто неразвитием.

Все, что остается человечеству от альтернативного развития, это русское ноу-хау. И именно в этот момент нужно уничтожить и русскую цивилизацию, и русское ноу-хау. Возникает вопрос — ради чего? Субъект, который это делает, чего хочет? Ради чего он с такой адской силой взялся за СССР, а теперь снова берется за Россию?

Ради того, чтобы шанса на развитие, совместимого с жизнью, у человечества не осталось. У Шиллера Король спрашивает у Великого инквизитора: «Кому наследье предназначу?» Тот отвечает: «Тленью, но не свободе».

Поэтому все, кто болтает о свободе, говорят о ней, ноют, источают из себя какие-то странные звуки по поводу модерна, уже напоминающие скорее бред, чем внятное изложение идей, — все эти люди на самом деле являются марионетками в руках других, которые тяготеют к фундаментальному злу. Смотри тезис Белковского о том, что при Гитлере было бы намного лучше. Белковскому, конечно, в первую очередь.

Выпуск № 14. 3 мая 2011 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

В этой передаче я вновь вернусь к деятельности «АКСИО» — Агентства по культурно-социальным исследованиям общества, потому что тот опрос, который мы обсуждали в предыдущих передачах, завершен. Он не только сделан, но уже и обработан. И группа социологов под руководством Юлии Сергеевны Крижанской представила результаты проведенного опроса. Все люди, которые его проводили, теперь знают, что эта работа не канула в Лету, не испарилась, а дала некоторый практический результат. Этот результат я и буду сейчас обсуждать в первой части программы — «Деятельность». Потому что это важно, потому что не каждый день мы получаем такие результаты и потому что результаты достаточно крупные.

Начну с того, что в среднем опросы, осуществляемые не только на нашей территории ВЦИОМом, но и «Гэллапом» и другими, — это примерно 3–3,5 тысячи опрашиваемых. У нас опрошено больше 34-х тысяч людей. Опрос у нас проводили более 1500 активистов, проинструктированных, как именно надо проводить опросы, и выполнивших все нормы, которые содержались в этих инструкциях.