Суть времени. Том 2

Есть и объективные параметры: один собрал десять анкет, а другой тысячу, один сделал то, а другой это. Я не хочу сравнивать эксперта и активиста. Но ведь люди и не хотят равняться по разным ролевым функциям. Если активист хочет стать экспертом — пусть станет. Если эксперт хочет стать активистом — пусть станет. Все свободно. Организация — это когда разные люди делают разное, а оно потом интегрируется вместе. И каждый получает нечто, чего он хочет.

А чего же все-таки он хочет?

Я не имею возможности много раз говорить на эту тему. Я действительно считаю, что в стране запущен регрессивный процесс. Что это ключевое понятие. Что единственная возможность преодолеть регресс — запустить контррегрессивный процесс. Что нужно создать контррегрессивный субъект. Что нужно создать, если хотите, очень крупное социальное тело. Ну, пусть не класс — группу. Но макрогруппу, которая будет жить вне регресса, которая будет ему противостоять, которая его остановит и преодолеет. Потому что в противном случае он, этот регресс, пожрет все. Для того чтобы загнать свинью назад в клетку в масштабах страны, ее надо сначала загнать в клетку в себе и вокруг себя. Другого пути нет. Катакомбы — не болтовня, не призыв всем сесть на землю с деревянной сохой, сеять рожь, пшеницу или выращивать огурцы…

Есть интеллектуальные коммуны, культурные. Вопрос заключается в том, что если регресс невозможно остановить в некоторых общностях людей, то его нельзя остановить и в масштабе страны. И не верю я в тупую, линейную политическую деятельность. Ни к чему она не приведет. Потому что на втором этапе все всё начнут делить и окажутся такими же ворами, как те, с кем они борются. Для того чтобы этого не произошло, должны быть выполнены фундаментальные условия.

Да, мы хотим создать контррегрессивный субъект в условиях регресса. Какова болезнь — таково и лекарство. И мы его создадим. Большой или маленький. Желательно большой. Но мы его создадим. И в этом есть стратегическая задача. Создадим его — повернем процесс. Не успеем повернуть процесс, не будет контррегрессивного субъекта, не окажется рядом других, кто будет работать в том же направлении, но помимо нас, не сумеем мы с ними объединиться — все рухнет.

Но даже в момент обрушения надо продолжать бороться. И тогда, возможно, по ту сторону обрушения все начнет безумно быстро восстанавливаться, как восстанавливалась Российская империя в облике Советского Союза. Стремительно. За двадцатилетие. За двадцать с лишним лет. Из руин. Все может быть. Бороться надо по максимуму. Бороться надо за то, чтобы крупный макросоциальный субъект — большая группа людей, в несколько миллионов человек хотя бы, внутри которой не будет того вируса, который навязали стране, которая изгонит его из себя, — дальше помог остальным. Чтобы такая группа успела сформироваться и начала все поворачивать. Как она будет поворачивать, мы можем обсуждать десять раз отдельно, изучая Грамши или без Грамши. Адресуясь к историческому опыту или разрабатывая что-то новое. Но, поверьте мне, если она сформируется в нужном качестве, она повернет процесс в нужном направлении. Никаких проблем тут не будет. Вопрос в том, сформируется ли она в нужном качестве — и количестве тоже.

Если же макросоциальная группа в нужном количестве и качестве не успеет сформироваться… Ну, что сказать? Когда Российская империя рухнула, большевиков было максимум 50 000 человек. Максимум. Но у них было определенное качество, определенный драйв, глубина мировоззренческой близости и желание что-то спасать. И они смогли это сделать. Ведь никто, кроме них, ничего не смог. И это признают все. А они смогли. Это называется «новая сборка».

Это наихудший вариант. Наихудший. Но кто знает, что произойдет? Мы здесь можем рассматривать только сценарии. Все остальное — механистичный взгляд на мир, который развивается совсем не механистично, а очень, очень и очень сложно. И который может ускорить процессы самоизменения (причем негативного в том числе) очень быстро. Среда, в которой мы сейчас живем, предельно неустойчива. Она кому-то кажется иллюзорно стабильной: магазинчики, ресторанчики, то, се, пятое, десятое… Но она предельно, чудовищно неустойчива изнутри.

Меня спрашивали о религиях… Мы с уважением относимся ко всем конфессиям. Никогда снова в стране не будет конфликта между атеистами и представителями конфессий. И в XXI веке есть гораздо большая база для сближения позиций, чем в XX-м. Другое дело, что внутри конфессий могут быть и сепаратисты, и регрессоры, архаизаторы, которых, конечно, мы не примем. Но мы будем вести себя предельно умно, вежливо и тактично по отношению ко всем конфессиям. И никогда не будем охаивать конфессии как целое. Будем внимательнейшим образом смотреть за процессами внутри них и делать это с позиций беспредельной вежливости. Мы не будем вторгаться в чужой монастырь со своим уставом. Мы будем в этом вопросе более деликатны, чем в любом другом.