Суть времени. Том 2

Националисты… Много раз говорил об этом, могу повторить еще раз. Национализм национализму рознь. Это сложнейший теоретический вопрос. Мы здесь для того и разрабатываем теоретические вопросы, чтобы потом построить отношения. Что мы строим — национальное государство или империю? Россия веками была империей. В империи есть народ-держатель, это русский народ. Русский народ держит империю, он держал ее как в советском, так и досоветском варианте. Фраза из гимна «Союз нерушимый республик свободных / Сплотила навеки великая Русь», тост Сталина «За русский народ!» — это часть имперской традиции. Нет империи без народа-держателя. Русский народ является народом-держателем империи. Вот тогда он народ, имперский народ.

Переход всего этого в национализм, даже правильный, — то есть переход из альтернативного развития, в котором жила Российская империя, а потом Советский Союз, в Модерн, который кончается, — приведет к правильному, «французскому», национализму. С ним можно вести диалог. Коль скоро национализм не ставит вопрос о расчленении страны, с ним можно вести разговор.

Но существуют и очень деструктивные варианты — «уменьшительный национализм»: включается система племенных рефлексов, и запускается развал страны. Сейчас еще может возникнуть такой новый феномен, как трайбализация — сибирский синдром, южно-русский синдром, северно-русский синдром. Враги будут все это всячески активизировать. Для того чтобы со всем этим разбираться, мы создали целое направление — «Территориальная целостность». Если националист хочет сохранения территориальной целостности, а тем более увеличения державы, возвращения ее в нормальные исторические размеры, то у нас с ним есть очень серьезная почва для диалога в этом вопросе. Что касается всех других вопросов, то по каждому из них надо разбираться конкретно.

Меня спрашивают об отношении к КПРФ… Еще и еще раз говорю, что КПРФ не только не враг, а очень уважаемая структура. И мировоззренчески крайне близкая, и включающая в себя огромное количество самоотверженных, честных, правильных, если можно так сказать, людей. Если верхушка КПРФ не уподобится Горбачеву и не начнет играть в скверные игры (а ведь так уже было), никто с КПРФ конфликтовать не будет. Но, если начнется скверная игра в духе перестройки, мы очень корректно, очень мягко и не задевая чувства рядовых коммунистов об этом скажем. Это наш интеллектуальный и политический долг. Но конфликтовать мы не будем в лоб, потому что в КПРФ слишком много честных, порядочных и уважаемых нами людей. Сколько бы они не злились на нас, мы их любим и уважаем. И относимся к ним очень тепло и с позиций глубочайшего, еще раз скажу, уважения.

По вопросу об «Объединенном народном фронте». Я уже предлагал теоретическую основу для того, чтобы обсудить этот вопрос. Я не с вкусовых позиций хочу его обсуждать, а с теоретических. Этих позиций две.

Первая. В результате определенных процессов страну действительно оседлал очень скверный класс. Этот скверный класс запустил и поддерживает регресс. Пока данный класс остается в этом качестве, не выходит из стадии первоначального накопления капитала — он убийца. Класс этот пока что существует как целое. «Единая Россия» — часть этого класса. Или, точнее, политическая надстройка над этим классом. Какие бы фронты она ни создавала, она все равно остается политической надстройкой над этим классом. Вся разница между тем, что делал Ельцин (речь идет о шквальном регрессе), и тем, что произошло при Путине, — это оттягивание времени. Но это драгоценное оттягивание. Если бы страна была расчленена в 2001-м, мы бы этот разговор не вели. Предмет бы исчез. Народа бы уже не было. Мы бы не боролись за то, чтобы он принял новое качество. Не за что было бы бороться.

2017-й — не такая уж большая отсрочка, но, может быть, здесь удастся создать контррегрессивный субъект. Как мы хотим это сделать? Ради этого мы живем и работаем, на это надеемся. Отсрочка эта для нас существует. Новое шквальное обрушение по типу десталинизации смертельно опасно. Сейчас борьба идет между этим новым шквальным обрушением и пологим выходом на небытие.

В чем небольшой политический шанс? В том, что, когда станет ясно, что никакого компромисса с Соединенными Штатами, Западом в целом нет не потому, что его не хочется (на самом деле, хочется), а потому, что база для компромисса исчезла… Как в одном жестком анекдоте мама кричит детям: «Папа не для того повесился, чтобы вы на нем качались, а чтобы тихо было!» Нас выводят из числа победителей во Второй мировой войне не для того, чтобы компромисс строить, а для того, чтобы мы сдохли. А на нашем трупе построить нечто. Это же ясно. И все процессы мировые говорят об этом.