Сутки на двоих

— А почему ты так уверен, что у меня не могло возникнуть симпатии к тебе за этот день, когда я увидела тебя не как бесчувственного отличника-истукана, а как заботливого брата и сына? — не успокаивалась Гри.

— И я тебе так сильно понравился? — с недоверием спросил Рене. Издевается что ли?

— Хватит! — девушка вскочила, не собираясь отвечать на столь провокационный вопрос. — Я помню обратную дорогу, дойду до телепорта и вернусь к отцу, он, наверное, с ума сходит, а я тут, с тобой, зачем-то…

Григория подобрала подол юбки, не думая о своем внешнем виде, стремительно направилась обратно в храм, обходить его по саду не было ни сил, ни желания. Она влетела в здание и прикрыла дверь. Запал иссяк, а вместе с ним и вся ее решимость. Отчаяние, спрятанное за бравадой, прорвалось наружу, девушка села на пол, закрыла лицо руками и разрыдалась. Может жаль, что она не утонула? Отмучилась бы уже. А теперь снова это выматывающее ожидание смерти.

— Гри, прости меня, — тихий шепот и осторожные объятья были столь неожиданными, что девушка замерла, как пойманная птица, а потом столь же отчаянно забилась. Пришел тут со своими утешениями!

— Прости, — повторил Рене, — я дурак, признаю.

— Очень рада за тебя. Осознание — первый шаг к изменению! — Гри не прекращала вырываться.

Хватит с нее, она только и делала, что шла ему навстречу, а до этого терпела его хамское поведение. И как ей в голову взбрело, что у них может что-то получиться?

— Отпусти меня!

— Нет.

Короткий решительный ответ, а потом…

Потом он просто обхватил ее лицо ладонями и поцеловал, не жестко, не требовательно, а так мягко и нежно, что отстраниться не было ни сил, ни желания. Он покрывал поцелуями еще не высохшие от слез щеки, подбородок и снова ловил губы. Его пальцы следовали за губами, зарывались в волосы, пропуская пряди, медленно спускаясь на шею, линию ключиц, погладили спину. Григория сама не заметила, когда успела обнять и прижаться к Рене. Осознала она это, только когда он остановился сам, уткнувшись в ее шею губами. Он шумно дышал и продолжал держать ее в объятьях. Гри не удержала и провела рукой по его волосам, всегда хотела узнать, какие они на ощупь? Мягкие и шелковистые пряди рассыпались между пальцами, многие девушки позавидовали бы. От такого незамысловатого прикосновения Рене ощутимо вздрогнул, и Гри убрала руку.

— Снова будешь извиняться? — тихо спросила она.

— За то, что сделал — не буду.

Его шепот щекотал шею, а потом он так неожиданно легонько прикусил ее за мочку уха, что вздрогнула теперь девушка, но совсем не от боли.

— А за то, что хотел бы сделать тебя своей настоящей женой прямо здесь и сейчас, наверное, нужно.

— А почему остановился? — перебарывая смущение, спросила Григория.

— Это было бы нечестно по отношению к тебе, так воспользоваться ситуацией.

Григория чувствовала, как тает в его объятьях, а его тихий завораживающий голос проникает в самые глубины сознания. Она потихоньку отстранилась, не встретив препятствия, и взглянула в его лицо, едва освещенное пробивающимся сквозь высокие окна голубоватым ночным светом звезд и Луны.

— Ты привык все решать за других, я понимаю. Но почему бы сейчас не изменить правила? Почему не спросить моего мнения?

— Гри, ты ведь понимаешь, что тогда наш брак станет настоящим? — серьезно спросил Рене.

— Понимаю и не имею ничего против. Или ты считаешь, что я так тебя ненавижу, что предпочту замужеству смерть? — удивилась девушка.

— Вот видишь, если бы не этот ритуал, ты бы никогда даже не подумала о таком, — печально констатировал парень.

Григория вглядывалась в него. Он только что так страстно и нежно целовал ее, а теперь снова выстраивает какую-то надуманную стену.

— Но ритуал был, и теперь мы здесь? К чему эти моральные терзания, Рене? — девушка аккуратно дотронулась до его щеки, и он неожиданно прислонился и слегка потерся о ее ладонь, как ищущий ласки кот. Какие еще нужны слова?

Теперь она сама потянулась к парню и дотронулась до его губ. И будь, что будет, но здесь и сейчас они станут мужем и женой. Пусть Богиня Лада, в чьем храме они находятся, не сочтет это святотатством, ведь именно в ее честь всегда проводился ритуал барака истинной любви и с ее благословения, которое, как надеялась Григория, их не покинет.

Они больше не разговаривали. Речь была не нужна, слова стали лишними, но храм не погрузился в тишину. Шелест одежды, глубокое дыхание со вздохами и тихими стонами. Его куртка, сверху ее платье — вот и все, что было для них кроватью в первую ночь, а большего и не требовалось. Прохлада ночи уступила пожару чувств, и Григория горела этом огне. От рук Рене разбегались крохотные разряды, он, как слепой, изучал ее тело прикосновениями, а вслед за руками следовали губы. Шея, грудь, живот, ниже…