Сутки по командирским часам

— Что значит «смешной», Кутик?! Веселый нужно сказать. И это тоже не так. Я — всякий. Знал бы ты, как я ругаюсь на стройке. А когда вы с Сенькой пошли без спросу на Оку, и я тебя отшлепал, я тоже был «смешной»?

— Хорошо. Ты разный, но чаще ты веселый и добрый. А Он всегда серьезный, как будто у него плохое настроение.

— Тима, мы видимся с тобой каждый день уже шесть лет, а твой отец приезжал к нам на неделю. Шесть лет и семь дней. Разницу чувствуешь? Твой отец просто не пустослов.

— А почему когда он ест, то всегда держит вилку в левой руке? Он что, левша?

— Потому что так положено по этикету, а он хорошо воспитан. Старшие офицеры-подводники считаются на Флоте элитой. У всех у них прекрасное образование и хорошее воспитание. Кстати, вспомни, как ели Шерлок Холмс и доктор Ватсон.

— Так это когда было!

— Хорошие манеры и в 21 веке не отменяются.

— Значит мы все с плохими манерами? Ты, я…

— Не продолжай! Правду говоря, мы действительно позволяем себе дома некоторые вольности, на которые подводники не имеют права.

— Почему?

— Только представь. В маленьком помещении, почти упираясь головой в потолок, сидит за столом десяток невоспитанных людей. Один ест правой рукой, другой — левой, невольно задевая соседа. Иной кладет на стол локти, тарелку чью-то опрокидывает. Найдется любитель чавкать или громко сморкаться в платок, не отходя от стола. Если ты находишься в такой компании долгими месяцами, ты просто свихнешься.

Вот вы с Сенькой и часа не проведете в комнате, чтобы не поссориться, все что-то делите. А моряки на подводной лодке не просто едят и спят. Они там работают с разными сложными механизмами и приборами. То есть должны быть очень собранными и внимательными. Несмотря на то, что им трудно дышать, запредельно жарко или холодно, рядом одни и те же лица, а над лодкой километры воды. А день у них ненормированный.

— Ну, и при чем здесь хорошие манеры?

— Они, Кутик, не позволяют человеку оскотиниться в трудных условиях. Вести себя так, чтобы не раздражать, а поддерживать друг друга. Говорят, что команду подводников не подбирают, как космический экипаж. Но после плавания, они просто как один человек. Понимают друг друга с полуслова.

У них ведь и победа — одна на всех, и гибель.

И еще там особое отношение к капитану. Ему иногда приходится решения принимать в секунды. Я уж не говорю про войну с немцами, когда лодка «видела» только через перископ, а слышала ушами акустика. Тогда все решали опыт и интуиция командира. Да и сейчас ребята говорили, никакая электроника чутье капитана не заменит. И как-то так получается, что каждый капитан у подводников — уникальная личность. Флот их знает пофамильно.

И отношение к ним у экипажа не формальное, а как к отцу в хорошей семье.

— А много во флоте подводных лодок?

— Хо-ороший вопрос! Только его командующему задавать нужно, а не такому «отставной козы барабанщику», как я. Но таких подводных крейсеров, каким Антон командует, наверное, немного. По-моему, есть какие-то договоренности международные насчет них. Там же ракеты, на некоторых — баллистические. Понимать нужно. А дизельных лодок, наверное, много. Кстати, на атомных лодках подводниками большая научная работа ведется на разных широтах. И нашими спецами, и английскими, и американскими. Они на больших глубинах бывают у полюсов, о многом первыми узнают.

— Да, Миша, — насмешливо заметила мужу Зинаида Васильевна, услышав его содержательную беседу с племянником. — Силен ты лекции читать про

Военно-Морской Флот! Особенно хорошо у тебя о семье получилось!

Ребенку сразу стало понятно, какое место он занимает в жизни родного отца.

Сколько там их на этом плавучем «Чернобыле»?

— Не знаю. Человек сто может быть.

— Ну вот. Капитан — отец для 100 своих моряков. Сын — на сто первом месте!

— Зин, ну если так сложилось! Ведь мы только и знаем, что Антон три звездочки на погонах носит и служба у него не сахар. Хоть этим я могу с его сыном поделиться, раз больше некому и нечего о нем сказать. Как иначе мне научить мальчика уважать отца…

— Памятник ты научишь уважать, а не человека…

— Ну, ты и скажешь! И вообще, относительно Антона это слово не употребляй! Накликаешь еще!

— Так я же не в этом смысле, Миша!

Михаил Петрович недовольно дернул головой, что было у него признаком крайнего недовольства. В данном случае собой.

И все-таки Михаил Петрович, продолжая свой план заинтересовать Тимку профессией отца, стал разыскивать на книжных полках домашней библиотеки книги о моряках и приносить в его комнату. Тут была и Вовкина любимая «Юнга со шхуны «Колумб», и рассказы Житкова, и Соболевские байки боцмана Кирдяги, и «Морская душа».

Тимка пролистывал книги, но большого интереса к ним не проявлял. Принцем Каспианом из «Нарнии», похоже, он увлекался гораздо больше. Зинаида Васильевна была права. От всех этих знаний об отважных моряках и капитанах, родной человек — отец Антон Трубников — ближе не становился. С упорством капитана Гаттераса, он все дальше удалялся от сына в область мифов и преданий.

И дней через десять это стало очевидным.