Сутра Золотистого Света

Сердце вздрогнуло у царицы, как только она услышала эти слова, и слезы покатились по лицу. Придя к царю, она сказала:

– Господин, идет слух, что мой любимый сын погиб.

Задрожало и сердце царя. Весьма обеспокоенный он крикнул:

– Вот горе! Неужто я утратил своего любимого сына!

Но затем царь стал утешать царицу:

– Не горюй, прекрасная. Мы приложим все усилия к поиску царевича.

Искать царевича было послано множество людей, но они потеряли надежду его найти.

Через некоторое время царь издалека увидел возвращающихся двух [старших] царевичей. И сказал:

– Возвращаются не все царевичи. Горе мне! Наверное, я утратил своего сына!

Сколько горюют при утрате ребенка,
столько не радуются люди при его обретении…
Разве не счастлив тот в этом мире, кто умирает бездетным,
иль у кого дети живы и здравы?!

Тогда царица, поверженная горем, словно верблюдица с проколотым сердцем, испустила отчаянный вопль:

– Из трех моих сыновей, что отправились
со слугами в лес, полный цветов,
мой добрый младший сын не возвратился!
Где же мой младший, дорогой мне как сердце?!

Когда два царевича подошли, царь их спросил:

– А где мой младший сын?

Те, весьма опечаленные, с полными слез глазами, с пересохшими нёбом, губами, ртом и зубами, не могли вымолвить ни слова.

Царица велела:

– Сейчас же говорите, где
мой любимый младший сын?!
От предчувствия дурного сердце разрывается мое,
тело страшно ноет, /113/ и тускнеет ум…

Тогда два царевича подробно рассказали о том, что случилось. Услышав рассказ, царь и царица лишились чувств. Как только очнулись, они, жалобно рыдая, отправились на место [гибели сына]… Увидев его голые кости и разбросанные повсюду волосы, царь и царица упали в обморок, словно [сухие] деревья, поваленные ветром. Когда слуги и министры увидели это, они принялись охлаждать тела царя и царицы водой и мазью из малабарского сандала… После долгого времени придя в себя, царь встал и завопил жалобным голосом:

– Ох, любимый сын, милый и прекрасный, почему
так скоро ты ушел в царствие Владыки смерти?!
Почему же смерть ко мне сначала не пришла?!
Для меня не может быть горя большего, чем это!

Царица же, очнувшись, с растрепанными волосами, стала бить кулаками себя по груди, валяться по земле, как рыба, выброшенная на берег, и горестно стенать, словно потерявшая детеныша буйволица или верблюдица:

– Эх, кто же моего любимого и милого сына – [словно] лотос
разорвал и разбросал здесь по земле?
Какой же враг мой здесь сегодня погубил сына моего,
чьи глаза прекрасны были, а лицо луне подобно?

Эх, как могу я быть еще жива,

видя здесь убитого сына своего любимого?
В самом деле, сердце мое – кусок железа, если
не разорвалось при виде такого несчастья!

Сегодня снилось мне, что кто-то мои груди отрубил мечом

и зубы вырвал; вот вскоре после этого скончался мой любимый сын.
[Снился также] сокол, унесший одного из трех голубиных птенцов, найденных мной,
и вот Владыка смерти похитил одного из трех сыновей, окружавших меня.
Ох, горестно исполнился тот зловещий сон!

После того, как царь и царица произнесли жалобным голосом много разных причитаний, они, снявши с себя все украшения и сопровождаемые большой толпой народа, воздали почести праху своего сына и /114/ отнесли мощи царевича на это место.