Сувенир

— Представьте себе, — начну оправдываться я, — что вы едете в общественном транспорте. Впереди сидят двое людей и ведут оживленную беседу. Ваши собственные мысли ничем существенным не заняты, и, следовательно, слух заострен. В поисках пищи для прожорливого ума мозг заставляет глаза всматриваться в увлеченно болтающие профили, а уши — выхватывать кусочки разговора. Наконец, плотная завеса дорожного грохота отодвигается, и прямо в вас летит слово:

— … СМЕТА…

Ум стремительно, словно акула, хватает слово и утаскивает его в глубины серого вещества. Но не проходит и секунды, как он, неудовлетворенный и раздосадованный, «срыгивает» пресную добычу. Само собой, ведь соловья не кормят баснями, а ум — сметами. Деятельный мозг сразу же дает сигнал «Здесь рыбы нет!», и вы отворачиваетесь от «репродуктора» неинтересных слов.

То ли дело, если эти двое невзначай проронят, например, слово «убийство». А еще лучше — «скандал». Такого лобстера ваша акула слопает за милую душу и сразу же вернется подкарауливать новую порцию.

Какие бывают люди?

На этот вопрос ответов найдется гораздо больше, ведь люди на первый взгляд, понятнее слов. Склонные к нарциссизму непременно разделят человечество на красивых и непривлекательных, идеалисты — на хороших и плохих. Циник резонно заметит, что люди бывают живые и мертвые, а терапевт поликлиники станет утверждать, будто самая объективная классификация людей выделяет молчунов и болтунов, ведь последние каждый день устраивают им настоящую «болтанку».

— Люди бывают интересные и неинтересные, — снова отзовусь я.

Все обернутся и подумают хором:

— Вот зануда!

Но на этот раз в подтверждение своим словам я расскажу целую историю, произошедшую несколько лет назад в славном городе Зеленоморске.

Так повелось, что наш живописный край всегда был богат поэтами. Случись где-нибудь в непостижимых слоях эфира соревнование по игре на струнах человеческой души, Красота Природы, наверняка, поборется за первое место с Несчастной Любовью и Жаждой Славы. Там, где «под грозные речи небес рыдают косматые волны», а горы «спят, вдыхая облака», сильнее бушует и внутренняя стихия человека.

Тем не менее, самые талантливые и оригинальные поэты, благополучно «зачав» свое дарование с нашим маленьким курортным городком, в скором времени уезжали вынашивать и растить свое дитя на «кладородных» просторах мегаполисов.

Так было раньше и продолжалось бы впредь, если бы в Зеленоморске не появилась Евгения Борисовна Личман — женщина, имевшая огромное состояние и безграничную любовь к искусству. В приморский город она переселилась по настоянию врачей: воздух, наполненный дыханием кипарисов и можжевельника, помогал ей легче переносить какой-то тяжелый недуг, нажитый в индустриальных краях. При этом, совершенно неугомонная Евгения Борисовна жила так, будто никакой болезни не было.

Толстозадые грузовики еще не успели привезти в личманскую усадьбу любимую мебель хозяйки, а в пустой гостиной уже проводились творческие вечера. Музыканты, писатели художники и все прочие, относившие себя к этим трем группам, не жалея сил старались получить приглашение в хлебосольную гостиную Евгении Борисовны. Прознав о намерениях благодетельницы учредить премию имени своего покойного батюшки и издавать ежемесячный гонорарный журнал, даже представители некогда враждовавших литературных обществ примирились с необходимостью сотрудничать, так как Евгения Борисовна не переносила ссор и сплетен и сразу же удаляла от себя людей, замешанных в каких-либо дрязгах. Так сформировался литературно-художественный кружок личманцев, ставший одним из самых значительных культурных объединений страны. Приближенные, коих было огромное множество, любовно называли Евгению Борисовну «Наша Савва». Те же, кто впал в немилость, обзывали «мамонтом», уже не столько подразумевая сходство в деяниях со знаменитым Саввой Мамонтовым, сколько намекая на очень плотное телосложение меценатки. Обзывали тихо, почти про себя, ведь все знали, как болезненно Евгения Борисовна относится к своей полноте.

Поговаривали, будто еще на родине был у нее друг сердца — молодой художник. До самой своей смерти магнат Борис Личман не позволял дочери связать жизнь с малоимущим творцом, отчего, вступив в наследство, Евгения чувствовала себя виноватой перед возлюбленным и принялась по-царски баловать его. В скором времени художника утомила роскошная жизнь без приключений, и он незамедлительно влюбился в юную тоненькую студентку института искусств. Говорят, будто охлаждение своих чувств он списал на особенности Жениной внешности, о чем заявил ей прямо в лоб. С тех пор вопрос комплекции стал невероятно болезненным для нее.

Как-то раз одна из участниц кружка, прозаик Жанна Вуйчик, ляпнула при всех:

— Какие батальные сцены? Батальный у меня только размер!

При этом она игриво подмигнула Нашей Савве. Та внезапно раскраснелась и попросила всех разойтись. Кружок не собирался почти месяц, а, когда возобновил работу, Вуйчик в нем, разумеется, больше не участвовала.