Сувенир

Энджела снова сосредоточила свое внимание на экране. Теперь пришла очередь часовни Кормака. Ее двери сплошь покрывала странная резьба: звери, чудовища, человеческие головы. Она напомнила Энджеле Книгу из Келлса. Кентавр посылал стрелу во льва, который сам вонзал когти в какое-то — невозможно было разобрать, в какое — маленькое существо, не исключено, что это был олень. Охотник преследовал охотника, гнавшего жертву.

— Значит, Патрик занимался изгнанием бесов? — Снова Шон.

— Предположительно, он был одним из величайших экзорцистов. О нем говорили: «До твоего пришествия в каждом стебле травы Эйранна сидел демон». Конечно, под демонами тогдашние церковники подразумевали дохристианские кельтские божества. Согласно преданию, Патрик сложил знаменитую изгоняющую дьявола молитву, которая существует и по сей день. Ее называли «Плачем оленя» или «Лорикой святого Патрика».

— Лорикой? — недоуменно переспросила Энджела.

— Кольчугой, или щитом. Щитом от сил тьмы.

Экран заполнил последние кадры креста, сделанные ими в тот день. Маккей подался вперед, понизив голос почти что до благоговейного шепота.

— Предположительно Патрик освятил Скалу и повелел ангелу ежедневно вечерней порой пролетать над ней. Он предрек, что священное пламя Скалы станет одним из тех трех, которым суждено существовать, пока существует Ирландия. Кашель — место, наделенное особой святостью.

Энджела улыбнулась.

— Я нашла под этим крестом небольшую каменную голову. Как вы думаете, она тоже несет на себе часть этого благословения?

Маккей оторвался от экрана и вгляделся в нее.

— Каменную голову, говорите?

Она сделала округлый жест руками.

— Примерно такую. Похожа на забавную обезьянью мордочку, только глаза сделаны не углублениями.

— Вот как? — Профессор вытянул ноги и с минуту размышлял. — Интересно. Вы должны как-нибудь принести ее в Институт. Мне бы хотелось взглянуть.

После просмотра, на улице, он повторил свое предложение. Энджела решила откликнуться на него на следующий же день.

Она пришла раньше назначенного времени. Секретарша спросила, не хочет ли Энджела посмотреть галерею древностей, пока будет ждать.

Энджела поднялась на галерею по богато украшенной лестнице красного дерева и остановилась, чтобы взглянуть на вывешенную у дверей карту Ирландии. Она проследила маршрут, по которому они с Шоном ехали из Дублина в Кашель, и, заинтересованная, отошла, чтобы посмотреть первую стеклянную витрину. Витрина разочаровала Энджелу. Ее заполняли только разбитые черепа, глиняные горшки, куски изъеденного ржавчиной железа и схема шахты колодца, в котором все это нашли. Эффект был сюрреалистическим; содержимое стеклянного ящика напомнило Энджеле картины де Чирико. Она медленно шла мимо одинаковых витрин: фрагменты упряжи, застежки, наконечники копий, ножны меча с выгравированным на них узором бегущих волн, тонкая изогнутая труба, маленькие бронзовые фигурки уток, воронов, медведей. Она снова ощутила легкий укол разочарования. Она почему-то ожидала, что будет больше самоцветов, больше пестроты.

Энджела приостановилась у витрины с маленькими, треугольными керамическими печатями. С каждой смотрело грубое, злобное, хитрое лицо демона; некоторые венчал крест, другие — символ «колесо со спицами».

У дальней стены расположились более крупные экспонаты — обломки скульптур. Справа от себя Энджела заметила каменный столб, который обвивала змея с головой барана, слева — часть каменного изваяния, изображавшего рогатого мужчину с двумя переплетенными рыбьими хвостами вместо ног. Прямо перед ней лежала каменная плита с резными изображениями трех фигур в капюшонах. Их лица стерлись начисто, сделались гладкими, сохранились лишь три пары маленьких, злобных круглых глаз.

Казалось, вся комната полна пристально глядящими глазами.

Энджеле стало тревожно и страшновато.

Она нерешительно двинулась дальше, пробираясь между обломками как лунатик, направляемый не столько зрением, сколько чутьем. Почти все изображения представлялись ей не божественными, а чудовищными, варварскими, бесовскими. Несмотря на то, что большая комната хорошо освещалась, атмосфера в ней была прямо противоположной той, какую Энджела ощущала в музее, глядя на Книгу из Келлса. Там было темно, но в этой тьме вызревал свет. Здесь было светло, но все пронизывала затаенная тьма — такая, какую Энджела чувствовала короткими зимними днями, когда солнце даже к полудню не могло толком взобраться в зенит, а к двум часам уже возникали тени и из ложбин выползал туман, играя бестелесными пальцами на голых остовах деревьев, солоновато пахнущих отсыревшей древесиной, набрякшей от воды глиной и пропитанными дождем осенними листьями.